- Не о твоем безумии, - возразил Макдональд, - а о моей глухоте.
- Это было чуть больше года назад, - объяснила Мария. - Я тогда словно сошла с ума. Я знала, что с Программой дела плохи и что Робби разрывается между Программой и мной. Это было безумие, я знаю, но мне тогда подумалось, что я могла бы избавить Робби от одной заботы, покончив с собой. Я пыталась сделать это, перерезав бритвой вены, и у меня почти получилось. Однако я выжила, вновь обрела рассудок, и мы с Робби снова нашли друг друга.
- Мы никогда и не теряли, - сказал Макдональд. - Просто временно перестали слышать друг друга.
- Но вы все это знали и раньше, правда, мистер Томас? продолжала Мария. - Вы женаты?
- Был когда-то, - ответил Томас.
- И это было ошибкой, - сказала Мария. - Вы должны снова жениться, вам нужен кто-то, кого вы будете любить, кто будет любить вас. Тогда вы напишете свое "Чистилище" и свой "Рай".
Где-то в глубине дома заплакал младенец. Глаза Марии вспыхнули счастьем.
- И мы с Робби нашли еще кое-что.
Она легко вышла из столовой и через минуту вернулась с ребенком на руках. "Ему два, может, три месяца, - подумал Томас, - темные волосы и блестящие черные глаза на оливковом лице, как у матери". Глаза эти, казалось, разглядывали Томаса.
- Это наш сын Бобби, - сказала Мария.
"Если до сих пор она была полна жизни, - думал Томас, то теперь полна ею вдвойне. Вот он, тот магнетизм, заставляющий художников писать мадонн".
- Нам повезло, - сказал Макдональд. - Мы очень долго ждали ребенка, но Бобби появился на свет без осложнений и вполне нормальным, а не недоразвитым, как бывает иногда с поздними детьми. Думаю, он вырастет нормальным парнем, несмотря на то что по возрасту годится нам во внуки, и, надеюсь, мы сможем его понять.
- Надеюсь, он сможет понять родителей, - сказал Томас и тут же добавил: - Миссис Макдональд, почему вы не заставите мужа отказаться от этой безнадежной Программы?
- Я ни к чему его не принуждаю, - ответила Мария. - Программа - вся его жизнь, так же как он и Бобби - моя. Вы считаете, что во всем этом есть что-то плохое, какое-то коварство, какой-то обман, но вы просто не знаете моего мужа и людей, которые работают с ним. Они искренне верят в то, что делают.
- Значит, они глупцы.
- Нет, глупцы те, кто не верит, кто не может верить. Может, там никого нет, а если и есть, они никогда не заговорят с нами, да и мы с ними тоже, но наше прослушивание - акт веры, родственный самой жизни. Если бы мы перестали слушать, началось бы умирание и вскоре наступил бы конец света и людей, конец нашей технической цивилизации и даже крестьян и фермеров, потому что жизнь - это вера, посвящение себя чему-то. Смерть и есть отказ от всего.
