И когда до него дошла очередь поведать о своих трудовых подвигах, он встает и молча разводит руками. Что тут началось! Со всех сторон стали доноситься гневные реплики:
— Да, как ты смел явиться, ничего не своровав?!
— Позор всего нашего сообщества!
— А еще рожу нажрал, как у порядочного прапорщика!
— Гнать его из наших рядов!
На первый раз простили. Отделался выговором с занесением. И пообещал непременно исправиться.
На следующий день Цапцарапкин захватил из дома инструменты (на новом месте службы даже таковых не имелось, иначе никаких проблем и не было бы, ведь инструменты — это предметы, на которые в первую очередь обращает внимание нормальный прапорщик на предмет их приватизации). Целый день, обливаясь потом, пытался он хоть что-нибудь добыть. Тщетно. А когда понял, что опаздывает на собрание, побросал инструменты и бегом пустился в клуб.
Дело в том, что ему снилось так, что это на службу можно было опаздывать или, вообще, не ходить, а вот явиться не вовремя на заседание клуба — все равно что родину предать. Цапцарапкин еле успел. Входит, а там его только и ждут. Члены клуба сразу все поняли. Горе-несуну даже не пришлось разводить в стороны пустые руки.
— Да что же это такое? Думали, оступился человек, с кем не бывает, но ведь проглядывается система…
— Что с ним нянчиться?! Пусть проваливает!
— Саботажник несчастный!
— Из-за него и нас кругом косо смотреть будут!
В этот момент кто-то, являющийся не только членом данного сообщества, а также и соседнего клуба стукачей, ехидным голосом сообщил:
— Он ведь не только ничего не своровал, он на службу принес свои инструменты и оставил их там!
Это был полный крах. Не своровать — серьезный проступок, но приносить на службу свое и оставлять — преступление. Тут уж изгнанием не отделаешься.
— Его к нам честные заслали!
— И морда, скорей всего, не нажратая, а пристегивающаяся!
— Казнить шпиена!
— На газовый стул его!
— В электрическую камеру!
…
Цапцарапкин проснулся в холодном поту. Встал. Начал быстро одеваться.
— Куда намылился в три часа ночи? — Поинтересовался заспанный голос жены.
— На службу надо мне, срочно.
— С какого перепугу? Никто не звонил, и, вообще, завтра выходной…
— Ты не поймешь. Потом объясню.
Прапорщик вернулся через полтора часа с двумя огромными баулами. Чего в них только не было. Пять килограмм гвоздей, семь банок тушенки, манометр, канистра машинного масла, три пары солдатских сапог и еще много всякой всячины. Он разделся, лег и заснул с чистой совестью.
