– Хозяин! – заорал Конан, поднимаясь и протягивая к очагу кружку.
– Как господину угодно, я здесь, – сказал человек, от которого пахло мисрийскими благовониями.
– Ты – не он, – заявил Конан.
Человек заулыбался. И на лопнувшую тыкву он нисколько не был похож.
– Вино у нас слишком крепкое, – сказал он. – А я ничуть не изменился.
Конан попытался возразить, даже встал для этого, но очаг вдруг сделался невыносимо жгучим, а поверхность стола с костями онагра оказалась рядом с его щекой и крепко прижалась к ней.
– Я ничуть не изменился, – уверенно повторил голос внутри уха, и стол с Конаном дал сильный крен.
– Приближается буря! – завопил киммериец, и сознание его погрузилось в кромешную тьму.
Хиннар, раб-управляющий защитницы города Хатор, склонился к голове павшего в неравной борьбе с соком черного лотоса казаком, и прислушался. Дыхание варвара было ровным, спокойным. Таким, каким и должно было быть в галлюциногенном полусне. Хиннар улыбнулся и хлопнул в ладоши.
– Начинаем! – сказал он. И посетители питейного заведения, среди которых не осталось ни одного, кто был тогда, когда Конан вошел в него, поднялись с мест.
Конана вынесли из таверны, усадили на носилки и потащили по улицам. Он чувствовал движение, но не понимал, что происходит. Он даже забыл, кто он, где и зачем. Звезды над его головой могли и не светить. Все равно перед глазами у него не было ничего, кроме тьмы.
Люди молча донесли паланкин до дворца защитницы и стали топтаться на месте. Из дверей вышли другие рабы в грязных лохмотьях, со спутанными волосами, измазанные белой глиной, суковатыми черными палками в руках. Следом за ними появилась Лилува в необычной для госпожи одежде.
Всего лишь набедренная повязка, правда из тончайшего кхитайского шелка красного цвета, жакет на шнуровке, из нее в основном и состоящий, который едва прикрывал прекрасную грудь. Но никаких украшений. На госпожу было трудно смотреть, не отводя глаз, она словно была нагая.
Рабы, все как один, в изумлении открыли рты, а Хиннар даже сказал:
– Госпожа…
Лилува приложила палец к губам и нахмурила брови. Хиннар мгновенно забыл, что хотел сказать. Зато вспомнил, что нужно делать. Он шепотом приказал опустить Конана на землю и поднять его на ноги.
Трое самых рослых и крепких рабов исполнили это. Теперь Конан возвышался над толпой, и выглядел бы весьма грозно, если бы не безвольно опущенная голова.
Лилува дала знак, и рабы в белой глине, изображавшие подземных зверолюдей из древних легенд, с угрожающими воплями принялись носиться вокруг госпожи.
