— Жалованье положили тебе пятьсот лей в месяц.
Автомобиль, подняв пыль, укатил, и я опять остался один. Стоял, глядел на дорогу им вслед, и вдруг меня как ударило: забыл ведь ружье попросить! Или хотя бы сказать, чтоб выправили мне там разрешение оружие иметь… И так стало муторно на душе, даже по голове себя несколько раз хватил кулаком.
— Эй, ты что это? — окликнул меня мужичок, проезжавший мимо на арбе.
— Нет ли у вас ружья? — спросил я его.
— У меня-то? Есть, как не быть.
— Не продадите ли за хорошие деньги?
— Нет, — говорит, — не могу, оно у меня в задницу вставлено.
Ох, как хотелось запустить в него чем-нибудь вместо ответа, да, пока камешек искал, он уже был далеко. А камешек так и не нашелся.
Вернулся я домой разобиженный, решил поесть, чтоб на душе полегчало. Провизию отец всю в сундук сложил. Только я крышку приподнял, а гам, гляжу, мышонок, большой уже, так от каравая и прыснул! Позабыл впопыхах да со страху, как в сундук забрался, заметался, забегал. Потом вдруг остановился, посмотрел на меня, заморгал быстро-быстро, вот сейчас заплачет. Оставил я крышку открытой, отошел потихоньку, взял кошку, в няньки мышонку определил ее. Только отпустил, а они уж все в сундуке перевернули вверх дном — землетрясение, да и только. Потом кошка выскочила, урча, и, припадая к полу, потащила мышонка вон, за дом унесла. Там-то уж и она своим доходом попользовалась всласть, не хуже тех членов правления.
После этого оставалось позаботиться о пропитании для меня и Блохи, собаки моей. Я выложил скоренько на хромой стол припасы и тут только вспомнил, что все-то у меня есть, а воды вот и нет. Подумал, подумал и решил сперва воды принести — потом-то пришлось бы и воду и обед в гору тащить. Взял давешний котелок и пошел прямиком к Воровскому ручью, мне директор его показал; четверти часа не минуло, как я уж и обернулся с водой. Сел за стол, пообедал на славу, потом Блохе теплое хлебово приготовил, на этот раз и хлеба туда накрошил, чтоб помаленьку от больничной кухни отвадить.
Однако ж и козу не следовало голодом морить. Пошел я свежих веточек ей наломать, иду, выбираю, чтоб листьев побольше; и тут мне повезло, да так, как я и мечтать не смел: вижу, между двумя раскидистыми буками стожок сена стоит! Выдрал я большую охапку сена и к козе — она, бедняга, блеяла так, что и в кромешной тьме найти ее было нетрудно. Да только на мое сено она и не глянула, все ко мне задом стать норовила, задние ноги растопыривала. Ни дать ни взять всадник после долгой дороги на костлявой клячонке. Я было решил, что она окотиться надумала, заглянул под живот, а вымя-то у ней с мою шапку баранью стало, чуть не до земли обвисло и так разбухло, что вот-вот лопнет.
