— Кхе-хе-е!
— Вы, может, боитесь, отец? — спросил я из-за его спины.
— Не так это называется, — сказал он и сунул голову в дверь, но тут же ее и отдернул, а дверь захлопнул и даже на задвижку запер.
Мы переглянулись, душа ободренья ждала.
— А как называется? — спросил я.
Отец не ответил, выпустил кошку из рук, со зловещей миною большой дрын схватил, знаком и мне велел сделать то же, да побыстрее.
У меня от страха руки как не мои сделались, едва нашел по себе дубину.
— Что ж за страшило там? — спрашиваю шепотом.
— Большое что-то! — отвечает отец.
— И какое оно?
— Рыжее.
— С хвостом?
— Не разглядел.
Заняли мы позицию у двери, изготовились и стали ждать. От наступившей вдруг тишины по спине бежали мурашки, только кошка без передышки мяукала позади, все горестнее и пронзительнее рассылая окрест колечки рулад, покуда отец, потерявши терпение, не обернулся к ней и не прикрикнул:
— Цыц, бес тебе в ребро!
— Мы же не плачем, — объяснил ей и я, — а нам-то похуже приходится.
Кошка вроде как поняла, умолкла, а мы все стояли, не решаясь сдвинуться с места.
— Может, надо бы дверь открыть? — немного повременив, спросил отец.
— Надо бы. Если б открыл кто-нибудь, — отозвался я.
— Кто кто-нибудь?
— Кто постарше.
Отец ничего на это не отвечал, и мы продолжали стоять, будто окаменев. Помаялся я, помаялся и надумал в оконце на рыжего лешего поглядеть.
Сказано — сделано: крадучись, подобрался к окну, расхрабрился, внутрь заглянул.
— Ну, что увидел? — спросил отец.
— На собаку смахивает.
Тут и отец подошел поглядеть. Сперва правый глаз зажмурил, потом левый прищурил, ладонь ко лбу козырьком приставил, но большой зверь лежал неподвижно, спрятав морду в лапах, и отец только плечами передернул.
— Хорошо бы, конечно, если б собака, — вымолвил наконец.
— Спорим, что собака! На что?
— А вот на что: ты сейчас войдешь и собаку выгонишь, коли так уверен.
Я опять заморгал, как лягушка. Даже потом прошибло со страху. Но тут подошла кошка, поглядела на меня и мяукнула, словно предлагая себя в сотоварищи. С тех пор как свет стоит, никому и никогда не была кошка нужнее. Я ее подхватил, поднес к порогу, перекрестил. И, приоткрыв дверь самую малость, пустил в дом.
А сами с отцом стоим настороже, ждем, что будет.
Немного погодя услышали слабый стон, потом чуть слышное тявканье — собака!
— Что я говорил, отец?! — закричал я и, как взаправдашний хозяин, распахнул дверь.
То и вправду оказалась собака.
Обессилевшая от голода, чуть живая собака.
