«Вот те на, — думаю. — У нас с дядей Емельяном ботинок за два дня готов. Такой, что — будь здоров! — не сносишь. А здесь — через неделю».
О том, что было через неделю, я потом расскажу, чтобы обо всём по порядку. В тот день, по правде говоря, фабрика мне не понравилась. И Емельяна Петровича я там не видел. Нам сказали, что как раз через неделю нас опять поведут на Обувку, только тогда уже не на экскурсию, а для ознакомления с профессией.
Что это значит, я не совсем понял.
Мне на фабрику не очень уж хотелось. Интересно было здесь только на дядю Емельяна посмотреть. Он же всегда на своей низкой табуретке сидит. А как он тут будет работать перед громаднющим станком…
За эту неделю произошло такое, что не знаю, как рассказать.
Это с Ежиным и с денежной машиной, которую он купил у дяди Емельяна.
Вечером, когда мы вернулись с фабрики, я узнал, что Женя уехал с мамой на курорт. Той тревожной ночью Софья Сергеевна долго не могла уснуть. Она не верила мужу, который убеждал её, что просто-напросто уронил десятирублёвку на спящего сына.
— Так не бывает, — говорила Софья Сергеевна. — Не морочь мне голову, Илья. Не такой ты человек, чтобы ронять деньги.
Они спорили до утра. У Софьи Сергеевны разболелась голова. Вызвали доктора. И доктор сказал: «Курорт».
Между нами говоря, я думаю, что Ежин подговорил доктора. Доктор ведь сказал, что ребёнка, то есть Женю, тоже надо отправить на курорт, что этого требует медицина…
Тогда Ежин обрадованно воскликнул:
— За деньгами я не постою!
Такую фразу он не произносил, должно быть, никогда в жизни.
Потом Ежины — мать и сын — действительно уехали на курорт. А Илью Григорьевича видели в магазине Бумтреста. Он хотел купить десять пачек бумаги, а ему давали только две.
— Норма, — говорил продавец. — Больше двух пачек в одни руки не продаём…
— Какая может быть норма?! — возмущался Ежин. — Если я, например, хочу обклеить комнату. И потом: что значит одни руки, когда у меня две руки? Две пачки в одну руку и две пачки в другую руку — это же четыре пачки. Будьте любезны.
Но продавец не сдавался. Он говорил:
— Для оклейки комнаты имеются обои. В клетку, в полоску, с цветочками и с собачкой. На все вкусы. Одни руки — это и есть две руки. Одни — понимаете? А не одна.
Домой Ежин шёл всё-таки с четырьмя пачками бумаги. Потом он закрыл ставни. В нашем городе на всех окнах были ставни. Потом он… Ну, вы и сами, должно быть, догадываетесь, что он делал потом. Конечно же, нарезал бумагу. Заложил в машину. И начал крутить ручку. Он даже тазик подставил, чтобы деньги далеко не разлетались и чтобы падали прямо в тазик. В нём могло поместиться тысячи полторы-две, а может быть, и больше. Обычно в этом тазике купали Женю в дождевой воде. Ведь в нашем городе водопровод начал работать совсем недавно.
