— Неужели они бедствуют и голодают? — тихо, с болью в голосе спросил Негородний и, не дожидаясь ответа, продолжал: — А какие места богатые у нас! И земли родят хорошую пшеничку, и овцам да птицам простор, и море у нас рыбное! Не должно бы быть голодухи…
Гордей Михайлович, обходя больных, зашел и в сорок восьмую палату.
— О, к нам зашел наш главный! — сразу же воскликнул Петр.
Со стула поднялась довольно высокая, стройная молодая женщина лет двадцати пяти. На Гордея Михайловича глянули большие глаза, лихорадочно блестевшие. Голос у нее оказался тихий, вкрадчивый, подкупал искренностью:
— Помешаю вам? Я, наверное, много времени отняла? У вас ведь работа! Мне уйти?
— Ну что вы так всполошились! Сидите.
— Мне очень неловко…
— Все равно на улице начинается дождик, так что не торопитесь.
— Ой, я побегу! У меня так много работы!
Негородний приподнял голову:
— Спасибо вам, Татьяна Павловна! С вами было очень интересно! Пожалуйста, придите еще, а?
— Хорошо, хорошо. Я приду, приду обязательно, — проникновенно звучал ее голос.
Гордей Михайлович вышел с нею на улицу. Уже темнело. Накрапывал дождь.
— Разрешите вас немного проводить? — спросил Гордей Михайлович.
— Если вам позволяет время, пожалуйста.
А через несколько минут хлынул сильный дождь.
Гордей Михайлович схватил Татьяну Павловну за руку, сорвался на бег, увлекая за собою. Девушка охала, протестовала, но бежала и роняла слова:
— Да вы же совсем промокли! И зачем вы пошли! Как вы назад в таком виде вернетесь?
Потом, когда уже остановились у дома, где она жила, нерешительно промолвила:
— Мне жалко, что вы из-за меня терпите такое. Может, ко мне войдете?
Видно было, что она пригласила из вежливости, и теперь боялась, что он согласится. Но Криницкий не обратил внимания на ее смущение и пошел следом.
Жила Рощук в одной маленькой комнатке, забитой книгами и подушками. «Странно, — подумал Криницкий, — зачем подушек столько?» И спросил ее об этом напрямик»
— Это мое приданое, — равнодушно отозвалась она. — Осталось после мамы.
— Собираетесь замуж?
— Из-за подушек? — Покраснела вдруг и призналась: — Еще никого не любила и даже не дружила ни с кем… Чаю горячего выпьете?
Криницкий с удивлением разглядывал ее. Теперь, когда она переоделась за ширмой и была в одном платье, он увидел, что ноги у нее тонкие, но стройные, бедра высокие, грудь полная. Необъяснимая гармония была во всей ее фигуре. А лицо не улыбчивое, и глаза не лживые.
— Что так? Не повезло или не хотите заводить семью?
