— Я знаю, что это значит.
— У меня была подруга, Гвендолин, и все называли ее нимфоманкой. Ее отправили в сумасшедший дом. Она до смерти влюбилась в лакея в поместье своего отца. А я всегда считала, что она ни в чем не виновата. Питерс был просто душка, мы все были в него влюблены, все девчонки. Но родители потащили ее к семейному врачу, и он подписал бумаги, подтверждавшие, что она нимфоманка. Тут уж ничего не поделаешь. И ее заперли вместе с психами.
— Почему же ее родители просто не дали пинка лакею?
— Пинка? В смысле уволили? Ну, они, конечно, это сделали, сразу же. Но Гвендолин все равно сбежала с ним. Понимаете, она влюбилась до смерти. Потом ее поймали. И снова посадили к сумасшедшим.
— Не думаю, что какой-то лакей может сделать девушку нимфоманкой.
Она одобрительно кивнула.
— Лично я считаю, что нимфоманию, саму идею, придумали мужчины, а вы?
— Кто знает, — заметил я. — Вставайте, Сесилия, пора в кровать.
— Я уже в кровати, — заявила она. Улыбнулась и снова поморщилась. — Ох! — Ее пальцы слегка сжали мою руку. — У нас есть правило. Здесь, в Англии. Если у кого что болит, например подбородок, другой должен это место поцеловать. Чтобы перестало болеть, понимаете?
— У нас в Америке тоже есть правило. Не валяй дурака с дочкой хозяина.
Она состроила гримасу.
— Как с его лошадью или машиной. Знаете, я ведь не просто дочка. Не какой-нибудь предмет или часть недвижимости. Я личность, и у меня есть права. Я человек.
— Вижу.
— Ну вот. Так я имею право на поцелуй?
Она уже вполне вошла в роль. Я тоже. В этом-то вся штука.
— Ладно, — сказал я, — пошли.
Она убрала пальцы. Взяла с постели наручники и протянула мне, игриво поглядывал на меня через соединявшую их цепочку.
— Кто наденет первый, вы или я?
— Пойдемте, Сесилия.
Для человека, который только что был без сознания, она действовала очень быстро. Накинула один браслет мне на руку и защелкнула.
— Думаю, вы.
Я встал и отошел от кровати. Наручники болтались у меня на левом запястье.
— Ключ, Сесилия.
Она засмеялась. Легко так, музыкально. Сложила руки на груди, покачала головой. И самодовольно улыбнулась, как грабитель в банке в дождливый воскресный день.
Я сделал шаг к ней.
И тут раздался визг. Визжала женщина.
Трудно было сказать, откуда доносился этот крик. Ведь все стены каменные. В общем, не издалека.
Сесилия тоже услышала. Склонила голову набок. Самодовольную улыбку с ее лица как ветром сдуло. Она удивленно прислушивалась.
Снова крик, на этот раз громче. Долгий пронзительный вопль. Стоны.
