Прижимая журнал к груди, Маша вошла в дверь палаты номер 3.
На кровати лежал человек. Трубка от аппарата искусственного дыхания шла от его рта электрокардиограмма ровно пульсировала, выдавая на экран зубчатую линию.
Прижимая журнал к груди, Маша подошла ближе.
Глаза человека были закрыты. Лицо — слегка припухшее, бледное, на скуле шрамы… Поначалу Маша не могла понять, что насторожило ее во внешности этого пациента, но потом до нее вдруг дошло — шрамы. Такие глубокие борозды была способна оставить только женская рука, — с длинными ногтями.
Маша почувствовала себя так, словно ее окатили из ведра. Где-то глубоко внутри зародился холод сродни ледяному, будто в желудке все в один момент остекленело.
Она смотрела на лежащего перед ней человека и не верила происходящему. Был ли он тем самым типом? И как могло получиться, что из сотен жителей города именно он попал в больницу?
Карта истории болезни лежала рядом. «Ножевые ранение в грудь и живот», — прочитала Маша. Возможно, пьяная драка, а, возможно и что-то другое. На минуту Маша представила себе, как этот самый тип нападает на какую-нибудь девушку в подъезде, и та бьет его ножом — один раз, другой, третий…
Маша наклонилась ближе, чтобы лучше рассмотреть шрамы на лице мужчины. Так и есть — четыре почти горизонтальных углубления на коже, уже достаточно старые…
Это был именно ТОТ тип. Из подъезда. Неизвестно почему, но Маша была уверена в этом.
Внезапно мужчина открыл глаза.
— Сестра? Голос был утробным, глубоким. И еще эта буква, -
«р», ее звучание Маша запомнила на всю жизнь. Плохая буква в речи — не такое уж и доказательство, но вкупе со шрамами…
— Д-да? — в горле пересохло. Но мужчина ничего не ответил, он вновь закрыл глаза.
Захватив карточку со столика рядом, Маша возвращалась в сестринскую. Она шла быстро и звук туфель без каблуков громко отдавался в пустоте.
Это было прочти нереально, — словно во сне Маша добралась до кабинета и заперлась там. Внутри никого не было.
Она тяжело опустилась за стол. Воспоминания, — такие яркие, — нахлынули с новой силой. Она вновь видела темный подъезд, ощущала под рукой мягкое скольжение перилл… Ни единого звука, только биение сердца и тяжелое дыхание, крепкие мозолистые руки, бетонная стена…
Внезапно что-то хрустнуло в Машиной ладони. Она посмотрела вниз, и увидела, что ненароком сломала ручку, которую до этого нервно крутила между пальцев. Робко зарождавшаяся злость внезапно переборола в ней всякий страх. Холод, вызванный страхом перед этим существом, переполз в мозг. Внезапно жгучая ненависть стала ледяной. Маше представились остекленевшие глаза мертвеца, холодный вязкий бетон, стены, годами плесневеющие в этой больнице. Голоса в них стали громче, отчетливее. Не осознавая, что она делает, Маша поднялась и вышла из сестринской. Пошла по коридору. Шаг за шагом уверенности в ней прибавлялось. В конце-концов никто… никогда…