Я почувствовал, что меня начинает трясти. У моих ног содрогались еще теплые половинки Андреса, из них хлестала какая-то фиолетовая дрянь, а напротив стояла Лэсси, зажимая себе ладонью рот и тем самым сдерживая крик или рвущуюся наружу рвоту.
— Опа, — только и сумел произнести озадаченный Янкель.
Мне подумалось, что завтра флики здорово охренеют, когда найдут на асфальте вот это. Впрочем, если дела пойдут и дальше в таком духе, завтра им предстоит еще неоднократно удивиться.
— Нам надо двигаться быстрее! — ломким голосом пискнула Саша. Мне показалось, что сейчас она завопит пронзительным басом.
Семецкий быстро очертил половинки Андреса толстой белой линией, чтобы флики завтра сэкономили на мелу.
— Брось! — рявкнул я. — Вперед!
Я хотел привычно ухватить его за шиворот, но почему-то сгреб за загривок. Это меня несколько удивило: жест был отработанным. Я развернул Семецкого к себе, чувствуя, как легион ледяных мурашек в солдатских калигах с торчащими из подошв дюймовыми гвоздями снова начинает неторопливое триумфальное шествие от моего копчика в направлении шеи.
— Чертов поляк! — взревел я. — Где ты ухитрился так стоптаться?
И ранее невысокий Юрайя теперь едва доставал мне до середины груди. Для того чтобы поцеловать его в макушку, мне пришлось бы нагнуться.
— Двигаемся, двигаемся! — донесся издали голос убежавшей вперед Саша.
— Не вздумай больше рисовать! — предупредил я Семецкого, когда мы возобновили движение. — Это сердитое коричневое, не забывай. Ты рисуешь собственными внутренностями и мясом, поэтому уменьшаешься в размерах ровно настолько, сколько израсходовал краски!
— Блин, Мидянин, — пробормотал Юрайя, — ты бы знал, какой это кайф… когда делаешь вот так… — Он поднял растопыренные пальцы и поводил ими перед лицом, словно раскрашивая его в боевую индейскую раскраску. — Всякий оргазм, всякий приход бледнеет перед этим…
Янкель, Сашнёв, Хоган и Канадзава убежали не так далеко. Образ жизни хронического джанка не способствует легкоатлетическим рекордам. Они стояли на другой стороне улицы возле забитых досками витрин брошенного бара и, согнувшись в три погибели, пытались восстановить дыхание. Саша, кроме того, надсадно кашляла, невнятно матерясь, Лэсси же зажимала рукой судорожно колотящуюся селезенку.
Нам с Семецким следовало присоединиться к ним, однако, едва ступив на пустынную двухрядную проезжую часть, я сразу понял, что сейчас произойдет. В раннем детстве меня чуть не сбила машина, и с тех пор переходить через дорогу стало для меня пыткой. Я начинал паниковать, едва приблизившись к краю тротуара. Пожалуй, это была моя самая жестокая фобия, сохранившаяся с детских лет. Лучшего способа расправиться со мной у
