- Да я подумал, я ж автоматчик. Мне ж полтыщи патронов мало. Решил тыщу взять. А продукты с фрицев возьмем! - молоденький пацан, с красивым, почти девичьим лицом, невинно хлопал пушистыми ресницами, - Ну что полтыщи? Восемь дисков всего. На пару боев. А когда там ещё боеприпасы подкинут? Так что уж лучше патроны, чем тушёнка.
Фомичев - ветеран финской, с орденом 'Красного знамени' на груди, молчал. Рядовой Петя Иванько был прав. Прав стратегически, но вот тактически…
- Бери патроны, - кивнул командир отделения - в просторечии комод. Затем нагнулся, поднял со снега четыре консервные банки и сунул в карманы полушубка.
Война войной… А пожрать не мешает никогда. Фомичев подошёл к своему вещмешку, набитому под завязку всякой всячиной - в том числе и сухарями - дернул за шнурок и начал трамбовать груз неудобными консервами.
- Товарищ сержант, а товарищ сержант? - Иванько растерянно смотрел на сержанта. - А зачем Вы это делаете?
- Спасибо потом скажешь, - буркнул в ответ сержант, впихивая последнюю консерву между бруском тола и шерстяными носками.
Иванько хлопал густыми ресницами, глядя, как командир его отделения распихивал тушёнку по вещмешку.
Рядовой Иванько прибыл недавно. На замену разбившемуся Ваське Перову. У Васьки парашют не раскрылся. Оставались сутки до фронта. И вот вместо Васьки - пацанёнок Иванько.
Фомичев, наконец, распрямился:
- Собирайся, боец. На войну скоро!
…Я предпочитаю говорить на русском, господин обер-лейтенант…
Фон Вальдерзее пожал плечами:
- Дело ваше. Мне все равно - на каком языке вы разговариваете. Итак, вы женились на Надежде Кёллер, урождённой немке?
- Нет.
- Я, кажется, плохо понимаю вас…
- Я сам себя плохо понимаю, герр лейтенант!
Немецкий офицер потряс головой.
- Я ушёл лесами и вернулся домой. И снова начал учиться в семинарии.
- Разве церковные школы не были закрыты при Советах?
- Не везде. Мой отец был священником в глухой деревушке. Белохолуницкий уезд. Волость - Сырьяны. До революции я учился в Пермской семинарии. После войны - дома, у отца. Мне сложно это объяснить, герр обер-лейтенант.
- Ничего, это не существенно. В каком году вы стали служить в Красной Армии?
- В двадцать первом.
- Вам было семнадцать лет?
- Да. Мне было семнадцать лет.
- Я не понимаю… - пожал плечами немец и нервно заходил по кабинету, - Вы воевали у Колчака. Вы сын священника. Вы учились в семинарии, когда Христова вера была под запретом. Но вы пошли в Красную Армию? Почему?
