Вечером, переодевшись опять в свой коричневый с серебром казакин и спустившись вниз, я застала в гостиной только Элиота, если не считать его неизменного спутника — собаку. Элиот сидел у огня со стаканом и вечерней газетой, Руфус же распростерся на коврике возле камина подобно какой-то роскошной шкуре, брошенной на пол. В комнате, освещаемой лампой, царили лад и взаимопонимание, но мое появление нарушило эту мирную картину — Элиот встал, уронив газету на кресло.
— Ребекка. Как вы себя чувствуете?
— Все в порядке.
— Вчера вечером я уж испугался, что вы заболели.
— Да нет, я просто устала. И проспала до десяти часов.
— Да, мама говорила. Хотите выпить что-нибудь?
Я ответила, что не откажусь, и, пока он наливал мне хереса, присела на корточки у камина, лаская шелковистые собачьи уши.
Когда Элиот принес мне херес, я спросила:
— Ваш пес всегда следует за вами?
— Да. Всегда. И в гараж, и на обед, и в пабы, всюду, куда меня только не занесет. Его здесь все знают.
Я устроилась на каминном коврике, а Элиот опять уселся в кресло со своей рюмкой.
Он сказал:
— Завтра мне надо по делу в Фальмут, повидаться там с одним человеком по поводу машины. Я подумал, может, вы захотите поехать со мной, обозреть окрестности. Как вы на это смотрите?
Я так обрадовалась этому приглашению, что даже сама удивилась.
— С огромным удовольствием!
— Может быть, вам будет не так уж весело. Но постарайтесь не скучать часок-другой, пока я буду заниматься делами, а на обратном пути мы завернем в один кабачок. Там подают вкуснейшие дары моря. Вы любите устриц?
— Да.
— Отлично. Я тоже. На обратном пути проедем через Хай-Кросс, и вы увидите, где мы обычно обитаем, мама и я.
— Ваша мама рассказала мне о Хай-Кроссе. Судя по всему, это восхитительное место.
— Уж получше здешнего мавзолея!
— О, Элиот, никакой это не мавзолей.
— Я не большой любитель викторианских древностей.
Но прежде чем я успела выступить с возражениями, появился Гренвил. По крайней мере, мы услышали его шаги: шаг за шагом вниз по лестнице, услышали, как он говорит что-то Петтиферу — высокий голос и низкое бормотанье, — потом из холла донеслось постукивание палки Гренвила по натертому паркету.
Элиот, тут же приняв смиренный вид, поднялся, чтобы распахнуть дверь, и Гренвил вошел в комнату — так вплывает в порт нос огромного непотопляемого судна.
— Всё, Петтифер. Теперь я уж как-нибудь сам.
Я встала с коврика, намереваясь подвинуть к огню кресло, в котором он сидел накануне, но это лишь раздражило старика: по-видимому, он был не в духе.
