— Видите ли, Виктор, это, конечно, не коридорный разговор… Но… Мне интересно все в медицине, все! И генетика, и хирургия, и психиатрия… Это, наверное, смешно?
— Нет, что вы!
— Но жизненная программа моя — лечащий врач. Я пока не имею права на другое… ну, что ли… морального права. — Он поморщился от собственного высокого стиля. — Нет, честно… Я не помню, говорил ли вам, я работаю на «неотложке», хотя еще не врач, только фельдшер… И я насмотрелся… В общем, я считаю, что первейшее дело медицины не столько спасать, сколько поддерживать гармонию человеческого организма. — Он опять заволновался, замахал руками. — Ведь что получается: приедешь по вызову — у человека сердечный приступ, — ну, впрыснешь там всякого добра, оживишь — и поминай как звали. А отчего был приступ? Переработал этот тип, не догадался больничный взять, а то и не дали! Или больной зуб у него кровь отравлял. А может, его словом зашибли, он и с катушек долой. Вы не знаете, что делает обидное слово!
— Так что же можете вы?
— На «неотложке» — ничего. А вот окончу институт, попрошусь в какую-нибудь сельскую больницу. Буду на своем участке знать все про всех. Я их налажу, как хорошие часы. С детства! А это — практика. И не знаю, для теории останется ли время! А вы могли бы прямо в науку… простите, может, я вторгаюсь… но мне так кажется… я уверен…
— Спасибо, Алик. — Виктор наклоняет голову, улыбается одной из своих самых простодушных и искренних улыбок. — Спасибо.
У Виктора есть дар посмотреть на себя со стороны. Эта сцена выглядит отлично: двое мужчин, двое людей, увлеченных одним и тем же делом, жмут друг другу руки. В рукопожатии есть нечто прямое, бескорыстное, как невысказанное обещание дружбы и поддержки. Даша зачарована этой картиной, этим кадром из фильма, роскошным мужественным спектаклем.
Виктор первый отнимает руку, резко поворачивается. Даша следует за ним, как по зову волшебной дудочки. Некоторое время он чувствует себя заклинателем змей (почти на протяжении всего коридора), возле уличной двери им овладевает беспокойство, что-то похожее на ощущение неловкости, будто эта дудочка издает фальшивую ноту.
— Над нашей квартирой… — говорит он Даше, выходя в солнечный день на сухой, уже по-летнему горячий асфальт. — Над нашей квартирой живет девочка, которая учится музыке. Удивительно бездарная. Она все время врет в аккомпанементе. Вот так играет:
Раз-два-три,
бряк-два-три,
раз-два-бряк! —
просто сил нет.
— Большая девочка? — спрашивает Даша.
