Мы обмениваемся рукопожатием. Стоименов тихо обращается ко мне:
— Можно ли на минутку побеспокоить вас?
— Разумеется!
Мы отходим в сторону. С моей точки зрения это совершенно излишне, но я соглашаюсь ради успокоения Стоименова. Тот, кому надо, прекрасно может нас подслушивать и здесь.
— Я хотел еще вчера показать вам кое-то, но вы уехали… Не знаю, но может быть, это представляет для вас интерес, — говорит Стоименов. — Ведь вы знакомились с протоколами доктора Манолова…
— Верно. А что в собирались мне показать?
— Его записи.
— Какие именно?
— Как вам сказать… — пожимает плечами Стоименов, — это заявки на получение подопытных животных. Ничего особого они собой не представляют, но на обороте он делал записи. Доктор Велчева сообщила, что придется повторить его последние опыты, вот я и подумал…
— А где они?
— В институте, я держу их отдельно.
— Благодарю вас, — говорю я. — К обеду надеюсь побывать в институте и обязательно загляну к вам.
Он прощается и торопливо направляется к готовящемуся отъехать автобусу. Я допиваю остывший кофе и выхожу на улицу, окутанную тумаком.
Заявки, на обратной стороне которых Манолов делал записи. Вот только я не успел спросить Стоименова, как они попали к нему, а это может оказаться важным.
…………………………………
Желтое пятно противотуманных фар ложится перед “вольво” на асфальт, а я стараюсь, чтобы оно не пересекало белую разделительную линию, тянувшуюся посередине дороги. Порой мне кажется, что автомобиль стоит на месте, но повороты и свет встречных фар. появляющихся как будто из-под земли, возвращает меня к действительности. В фарах есть нечто гипнотическое, они притягивают к себе. Лишь белая линия мешает встречным машинам налететь на меня. Они проносятся рядом, глухой рев их моторов замиряет позади, и я вновь остаюсь один на один с желтым пятном перед собой, за которым мне никогда не угнаться.
Скоро место катастрофы. Я запомнил его по дорожным знакам и характерным очертаниям скал.
Останавливаю “вольво” справа на обочине и пешком перехожу шоссе.
Внизу, под перилами ограждения, ползут косматые клочья тумана. Они налетают на острые зубья скал, рвутся на куски, и под ними проступает ледяной смут обрыва. Напротив виднеются едва различимые очертания островков, хаотически разбросанных по заливу.
Брюге прав. В запутанном узком лабиринте островков полицейские катера бессильны. Да и невозможно темной ночью объехать каждую бухточку.
Это многое меняет. И события могли развиваться той ночью не так. как я себе представлял их прежде. Если внизу, в двадцати метрах от поворота, находился катер с убийцами, к прежним версиям нужно прибавить еще одну, заслуживающую самого пристального внимания. От моей уверенности, что на фотопленке Брюге засняты все действующие лица, не остается и следа. Катер мог тихо причалить к берегу и потом также незаметно отплыть. Все другое — камуфляж.
