Брунетти кивнул. В Италии было полно экспертов; некоторые даже знали, что говорят.
– А при чем тут Беренсон?
– Похоже, он продал свои глаза. Хозяева галерей или частные коллекционеры просят его проверить определенные вещи, и бывает, что он скажет, что вещь настоящая, а потом оказывается, что нет. – Брунетти хотел задать еще один вопрос, но Леле оборвал его. – Нет, не спрашивай даже, не могло ли это быть просто ошибкой. Доказано, что ему платят, в частности Дювин, что он получает долю с прибыли. У Дювина много богатых клиентов-американцев; ты знаешь этот тип. Они не напрягают себя изучением искусства, может, даже и не больно-то любят его, но хотят, чтобы всем было известно, что у них это есть. Вот Дювин помогает им тратить деньги, заручившись репутацией Беренсона и его экспертизой, и все счастливы: американцы своими картинками с разборчивыми подписями, Дювин прибылями с продаж, а Беренсон своей репутацией и куском пирога.
Брунетти немного помедлил с вопросом:
– И Семенцато делает то же самое?
– Я не уверен. Но из последних четырех предметов, которые мне предлагали посмотреть, два были подделками. – Он подумал, потом добавил нехотя: – Хорошие подделки, но все же лишь подделки.
– Откуда ты знаешь?
Леле посмотрел на него так, будто Брунетти спросил его, откуда он знает, что вот это роза, а не ирис.
– Посмотрел на них, – просто сказал он.
– Ты сказал им об этом?
Леле какое-то время взвешивал, не обидеться ли ему, но потом припомнил, что Брунетти, в конце концов, всего лишь полицейский.
– Члены правления решили не приобретать эти вещи.
– А кто хотел их купить? – Он знал ответ.
– Семенцато.
– А кто выставлял их на продажу?
– Нам никогда не говорят. Семенцато сказал, что это частная распродажа, что он сам не встречался с частным дилером, который хотел продать две тарелки, как предполагалось, флорентийские, четырнадцатого века, и две венецианские. Последние были настоящие.
– И все из одного источника?
– Думаю, да.
– Они могли быть крадеными? – спросил Брунетти.
Леле подумал, прежде чем ответить.
– Возможно. Но по большей части, если предмет подлинный, то люди о нем знают. Продажи фиксируются, и люди, знающие майолику, отлично понимают, у кого лучшие вещи и когда они продаются. Но только не эти флорентийские тарелки. Это фальшивка.
– Какова была реакция Семенцато, когда ты сказал правду?
– О, он сказал, что очень рад, что я это выявил и спас музей от неудачного приобретения. Вот как он это назвал – «неудачное приобретение», как будто для дилера совершенно нормально пытаться продать поддельные предметы.
