Мы с Акбаром садились первыми, и они не заметили нас, иначе, думаю (даже уверен в этом), должны были бы действовать по-иному: собака — опасный противник. Кто-кто, а Шкворень знал это по личному опыту. И как я проглядел их? А еще пограничник, бригадмилец! Непростительно! А все потому, что размечтался лишка, перестал примечать вокруг. Они и расположились сзади, в хвосте, чтоб не привлекать ничьего внимания, раньше времени не открыть себя.
За то время, что мы не видались, Шкворень совершил ряд серьезных преступлений. Это выяснится на суде. Чем только не занимался: скупщик валюты и спекулянт, торговал на черном рынке разным хламьем. Потом, во время обыска на квартире, у него найдут обрез и кой-что другое. Заносчив, жаден, за пятерку родную мать продаст, не пожалеет. Не лучше был и его напарник. Одного поля ягода. Оба ранее судимы. Они хотели приискать себе убежище за рубежом и, вполне возможно, добились бы своего, если бы не Акбар. Он, и прежде всего он нарушил все их планы.
Ну, теперь, наверное, все. Допрыгался. Финал таков, каким и должен быть.
Самолет стал снижаться. Девушка-бортпроводница, не отходившая от Акбара, объявила:
— Садимся. — Она тоже волновалась. Все пассажиры переживали за Акбара.
Почему-то в голову лезла разная ерунда. Вспомнилось: последний «подвиг» Акбара перед уходом на границу — нашел очки соседа на даче. След брал в течение сорока восьми часов, как лучшая розыскная собака…
А рядом — другое: ранение в голову, может, останется глухой или ослепнет. Ну и что? Хоть глухой, хоть какой, только бы остался жив. Да он и без слуха слышит, все чует и знает наперед хозяина, знает, какой гость пришел в дом, хороший или плохой, и с чем, с добром или худом. Он все знает.
Тряхнуло. Сели. Самолет стал резко тормозить, тише, тише… Стали… На летном поле показалась машина с красным крестом, она спешит к нам. Только бы не слишком поздно… только бы не поздно… Акбарушка, потерпи, прошу тебя, потерпи еще немножко, ну совсем малость…
Мы плыли по Вишере. На пристани Данилов Лог я заметил белую с темными отметинами на груди и около ушей собаку-лайку, путавшуюся в ногах у людей. На минуту она мелькнула на причальных мостках, у самой воды, потом оказалась на берегу, трехметровым обрывом приподнятом над урезом реки; затем наш «Маяковский» дал отправной гудок, и еще минутой позднее из окна своей каюты я обнаружил, что собака бежит за пароходом.
Собака гонится за пароходом! Одна эта мысль заставила меня вскочить и кинуться на палубу.
