— Славка, подай голос, иначе они нас в щепки разнесут.
— Что я им скажу?
— Да что угодно. Скажи, что жив и здоров, что здесь есть динамит.
— А ещё что я должен сказать?
— Ну, сымпровизируй сам.
— Сым… Что?
— Сымпровизируй, говорю. Вроде как соври на ходу.
— Врать, дядя Валера, плохо. Ты сам говорил.
— Я много чего говорю. Впрочем, ты прав. Врать, действительно плохо. Только я тебя и не заставляю. Я сказал, чтобы ты им ответил, что жив и здоров и видел тут динамит. Разве я соврал?
Славка задумался, прикусив губу, потом молча кивнул. И закричал, подойдя к двери, прямо в узкую амбразуру:
— Я здесь! Я живой! У меня всё в порядке. Эй…
— Мы слышим! — едва не захлебнулся мегафон. — Он тебя не обижает?
— Нет! Что вы!
— У него есть оружие, взрывчатка?!
— У него пистолет, карабин, много патронов и две связки динамита под столом, — прокричал Славка, всё время косясь на меня, словно спрашивая, так ли он говорит.
Я сделал ободряющий жест, Славка вымученно улыбнулся в ответ, и я понял, как он устал. Ещё бы ему не устать!..
Я подумал, что пока всё пронесло мимо нас, но тут опять забормотал «матюгальник» и заталдычил этот подполковник. Славка подошёл к нарам, посматривая на меня, ему явно не хотелось лезть обратно. Валяться под нарами в пыли, на шкурах, было сомнительным удовольствием, и я ему сочувствовал.
— Сиди, пока не стреляют, можно. Как только перестанут говорить сразу лезь обратно.
— Ладно, — повеселев, согласился мальчик.
— Славик! Славик! — надрывался жестяным голосом уже кто-то другой. Славик, ответь нам!
— Ответь им, — попросил я. — Пока они болтают — не стреляют.
Мальчик понимающе кивнул, не спеша подошёл обратно к двери и выкрикнул в улицу:
— Я слышу! Слышу!
— Слушай внимательно, сейчас с тобой будут говорить!
За стенами послышалась какая-то возня у мегафона, чьё-то дыхание в динамик, хрип и посвисты. Я пошёл к дверям, посмотреть, что там происходит, сделав знак Славке возвращаться под нары. Готовилось что-то нехорошее. Мегафон ожил и раздался голос, который я меньше всего ожидал и желал услышать, а ещё больше не хотел, чтобы этот голос услышал Слава.
— Слава! Сынок! Это я, твой папа!..
Дальше я ничего не слышал, мне словно уши ватой заложили. Я только видел огромные, расширившиеся от ужаса глаза Славы
И резанул мне по ушам и по сердцу крик его, совершенно невыносимый детский крик:
— Папааааа!..
