— Вставайте, вояки, — велел я сорвавшимся голосом. — Поняли, с кем дело имеете? Вот и хорошо, что поняли. Это я к тому, чтобы ни у кого никаких иллюзий не оставалось, так нам всем дальше жить легче будет, и отношения проще складываются.
— Ну, ты и подонок! Вот подонок! — горячо воскликнула, брезгливо отряхиваясь, Ирина, лицо у неё покрылось красными пятнами.
— А вы все чем меня лучше? — в тихой ярости вылупился я. — Про всех нас в подробностях рассказал майор, так что мы все друг друга стоим, и сами об этом прекрасно знаем. Так что не нам и судить друг друга. В конце концов, мы не на пионерском собрании, чтобы воспитывать один другого.
— Мало ли что мог рассказать про нас этот майор! — сделала попытку отыграть назад, или проверить, насколько слова Юлдашева запали нам в душу, Ирина.
— Слушай, давай не будем! — взмолился я и поднял руки. — Ты вот Сереге заколачивай, а мне так это все по ветру. Меня это не колышет, вот поэтому я и верю майору. Про меня он всю правду сказал, зачем бы ему про кого-то другого врать? Он хитрый, сволочь, он все просчитал на сто ходов вперед. Так что мне не надо ваших историй, я уже их выслушал. Только душу мою они не взволновали, и ничего неожиданного для себя я не услышал. У меня вопрос: мы идем вместе, или мы разбегаемся в разные стороны?
— Мы должны уйти вместе, — решительно сказала Галя. — Я думаю, что в чем-то Константин прав, все что произошло, все к лучшему. Я имею в виду майора. Нам так легче, всем. Если не играть в дурацкие игры, теперь нас всех связывает только желание выжить и деньги, которые, как я поняла, никто не хочет возвращать этому безумному майору.
— Ну, знаешь что, дорогая, — выступил вперед Лешка, попытавшись изобразить возмущение, но Галя не дала ему сыграть маленький спектакль.
— Я знаю только одно, а именно то, что я действительно дорогая женщина, — отрезала Галя.
— А ты, самовлюбленный дурак и зануда, так меня утомил своими выспренными и пустыми речами, что дальше некуда. Так что будь любезен, держись от меня подальше и помалкивай.
Оскорбленный в лучших своих чувствах Леша приготовился достойно ответить ей, но я посчитал необходимым вмешаться и прекратить это словесное словоизвержение.
— Давайте в любви будем объясняться потом, а пока идет наше драгоценное время, за проволочку которого мы легко можем расплатиться жизнями, а мы стоим тут, выпендриваемся друг перед дружкой, да дурью маемся. Вы как хотите, а я пошел.
Я закинул сумку на плечо и повернулся к двери.
