Я решил для себя, что, когда увижу ее вновь, то крикну: «А, Моэко, вот и ты, наконец!» С тех пор прошел год и восемь месяцев. Я думал, что подойду к ней и положу ей руку на плечо — тогда она поймет все. Если у нее, конечно, не окажется в руке ножа или тесака, она развернется и уйдет, исполненная презрения ко мне. Так я представлял себе эту сцену. Перед такой самоуверенностью Моэко будет совершенно беззащитна.
Но увидев ее наяву, я выкрикнул совсем другое: «Все, на сегодня съемка окончена!» — после чего повернулся к ней спиной. И все. Сделай я то, что решил год и восемь месяцев тому назад, все бы закончилось куда быстрее. Но я не сделал этого, вернее, не смог сделать.
В первый момент, когда Моэко заметила меня, у нее был такой вид, будто она не поверила своим глазам. Потом она улыбнулась на секунду, и тотчас же черты ее лица застыли. Такая быстрая смена эмоций — ее конек и называется игрой на бессознательном уровне.
— Ты лучше всего выглядишь, когда спишь… Тебе, должно быть, все так говорят, да?
— Да, говорят.
— Когда ты спишь, ты потрясающе красива.
— Но при этом я ничего не делаю.
— Почему последнее время ты играешь какую-то роль?
— Играю, а ты разве нет?
Я помню этот разговор. Моэко была убеждена, что каждый человек постоянно исполняет какую-то роль, сознательно или бессознательно. Конечно же, она была права. Моэко разделяла такую игру на множество уровней. Бессознательная игра требовала от нее самой отточенной техники исполнения. «Бессознательное» в ее понимании не означало сонное состояние или состояние потери сознания, а то, что, к примеру, ощущаешь, дотрагиваясь в потемках до чего-то совершенно неизвестного. «Если при этом не контролировать себя, — говорила Моэко, — это сведет на нет всю гармонию, которой успел достигнуть». И вот теперь я увидел ее теорию в действии. Я не знаю, сколько времени длилась ее улыбка, не знаю, какие мышцы приходили в движение при этом, не знаю, сменила ли она выражение своего лица до или после того, как улыбнулась, но я точно знаю, что достичь такого она могла только путем долгой тренировки. Такие уловки ей свойственны как никому. Улыбка ее промелькнула в мгновение ока, это был минимальный отрезок времени, который в состоянии уловить человек. И в этом таилась огромная сила, перед которой я оказался безоружен.
Когда я прекратил съемку, ко мне подбежал осветитель и принялся было извиняться, но я мягко его прервал: нет-нет, не беспокойтесь. Потом ко мне подбежал агент, но я сказал ему, что перезвоню попозже, и кинулся к своей машине. И за все это время я ни разу не посмотрел в сторону Моэко.
