– А теперь прекрати дергать штурвал. Плавно на себя и вправо. Еще, еще. Все выравнивай. Карл, не дергай педали.
– «Карл? Это он, что, мне? Чертовщина какая-то», – у него грешным делом начало появляться чувство, что Он спятил. Самое удивительное было то, что все наставления выполнялись правильно, с первого раза. Как будто его рукой кто-то водил.
– О! Стал!
– Кто у тебя там встал? – в наушниках послышалось радостное ржание.
– Я его выровнял.
– Я думаю. Ты, дослужившись до оберлейтенанта[1] , научился хотя бы в штопор не сваливаться. Надеюсь, что сесть-то ты сам сможешь?
– Нет! – незамедлительно выпалил в ответ Он.
– Неужели все так серьезно? Ушам своим не верю, Карл Маер
– гроза Восточного фронта и лучший пилот нашего штаффеля[2]
– не может сам посадить самолет. Ну ладно, не дрейфь. Что-нибудь придумаем.
– Где я нахожусь? С кем разговариваю?– в голове все окончательно перемешалось.
Голос сильно осип, и каждое слово давалось с трудом.
– Это я, твой любимый ведомый. Хельмут. Я слева выше. Извини, что ближе не подхожу. Боюсь, что из-за твоего мастерского пилотирования мы оба окажемся скоро на приеме у архангела Гавриила,– из динамика опять раздалось довольное ржание.
Аккуратно обернувшись назад, Он увидел буквально в десяти– пятнадцати метрах от себя истребитель Хельмута. Тот шел чуть позади, ровно держа курс, в отличие от самолета с бортовым номером «03», продолжавшим рыскать в разные стороны. В таком ракурсе эта боевая машина смотрелась угрожающе красиво, что особенно подчеркивала эмблема белого щита с готической буквой “S” на желтом кожухе двигателя.
Самолет Хельмута начал медленно ровняться, и через некоторое время Он даже смог разглядеть лицо, но из-за сильного ветра и головокружения трудно было сфокусировать взгляд, чтобы лучше его рассмотреть.
– Ни хрена себе! Ты выглядишь еще хуже, чем мейсер. – На этот раз в голосе Хельмута послышалась нотка озабоченности.
– Как ты там? Держись. Вон и Шеф уже близко. Черт, меня сейчас четвертуют.
Обернувшись по направлению взгляда, Он увидел ту самую пару, которая накануне сбила бомбардировщик. Набирая высоту, они приближались с запада. – «Интересно, а на каком языке это мы разговариваем. Неужто на немецком? Не может быть. Но думаю-то я по-русски, хотя. Надписи, да здесь были надписи, которые я читал. Черт, все на немецком. Авиагоризонт, альтиметр, шасси, закрылки… Латиница. Что со мной происходит? Что это за бредовый сон? Наркотиками я не балуюсь, а то, что мы с Валеркой три дня назад, так ведь это ерунда. Всего-навсего травы курнули. Думай, думай. Вчера вечером меня Тимофеевич на кухне угощал. Да нет, о чем это я? От его бормотухи ничего, кроме зверской головной боли, у меня никогда не было…
