— Почему бы тебе не поехать в Порткеррис и не выяснить все самому?
— Потому что ее там нет.
— Нет?.. Ты это знаешь? Но ты же об этом не сказал.
— После того звонка в «Невод» Маркус испугался. Он позвонил в тамошнюю полицию, они кое-что разведали и отзвонили нам. Коттедж заперт, мастерская заперта, почтовому отделению было сказано хранить всю корреспонденцию до дальнейших распоряжений. — Роберт взял стакан, который Джейн протянула ему через спинку дивана. — Спасибо…
— А ее отец? Он знает?
— Да, Маркус ему написал. Но вряд ли можно ожидать, что Бен особенно забеспокоится. К тому же, он сейчас наверху блаженства — у него медовый месяц, а Эмма с четырнадцати лет странствует по Европе, одна-одинешенька. Не забывай, это не совсем нормальные отношения для отца с дочерью.
Джейн вздохнула.
— Это уж точно!
Роберт, глядя на нее, улыбнулся. Джейн была такая спокойная и рассудительная, что он вдруг решил заглянуть к ней по пути домой. Обычно никаких сложностей в общении с Маркусом Бернстайном у него не возникало, он вел как бы двойную жизнь рядом с ним: они вместе работали в галерее и жили в одном доме. Но сейчас стало трудно. Вернувшись из деловой поездки в Париж, Роберт нашел Маркуса в крайне нервном состоянии — он не мог ни на чем сосредоточиться и все время заводил разговор об Эмме Литтон. Обсудив с ним ситуацию, Роберт понял, что Маркус во всем считает виновным себя и даже отказывается выслушивать какие-либо возражения по этому поводу. Хелен со своей стороны не проявляла к нему никакого сочувствия и твердо стояла на том, что он не должен ввязываться в эту невеселую историю. Напряжение в настоящий момент достигло предела и раскололо их мирный дом в Милтон-Гарденс сверху донизу.
Погода не способствовала примирению. После холодной весны на Лондон хлынула жуткая жара. Ранним утром город пробуждался, окутанный жемчужным туманом, который постепенно рассеивался, и в небо день за днем поднималось раскаленное солнце. Девушки приходили на работу в открытых платьях без рукавов, мужчины снимали пиджаки и сидели за своими столами в одних рубашках. Во время ланча парки превращались в один сплошной пикник — распростершись на травке, служилый люд вяло жевал бутерброды; магазины и рестораны натянули полосатые тенты, окна распахивались настежь, едва начинал дуть легкий бриз, о припаркованные машины можно было обжечься, мостовые сверкали и к подошвам липнул плавящийся асфальт.
Жара, словно чудовищная эпидемия, заползала даже в тихие залы и зеленые ниши Галереи Бернстайна. Весь день, с самого утра и до закрытия, не прерывался поток посетителей и перспективных клиентов — трансатлантический сезон начался и деловые люди спешили сделать все свои дела. В конце очередного кошмарного дня, по дороге домой, Роберту захотелось увидеть какое-то новое лицо, кого-то, кто не имеет никакого отношения к миру искусства, выпить бокал холодного вина и поговорить о чем угодно, но только не о Ренессансе, импрессионизме или поп-арте.
