— А мне в последнее время Андрей Сидорович стал сниться, — громко сказала Уля, и дувший им в лицо предвечерний ветерок понес ее молодой сильный голос по трубе каменистого русла назад, к истокам еще недавно живой реки.
— Твой есаул? — прислушиваясь к замирающему за их спинами эху, спросила Мария.
— Мой, а то чей же! Снится, как переплывает он Сену под мостом нашего царя Александра. Я сама не видела, но бабы Нюси муж часто рассказывал, как дело было. Они с моим Сидорычем глаза залили и поспорили, кто быстрей переплывет. Муж бабы Нюси или сдрейфил или так вином нагрузился, что подняться не смог, а мой бултых в воду — и поплыл, да еще кричит: «Эскадрон! Справа заезжай!» С тем и ушел под воду. Он так всегда кричал пьяный, и когда я его на горбу к нам на пятый этаж по лестнице таскала, тоже: «Эскадрон! Справа заезжай!» Небось, тоскует его душа, что никто не проведывает могилку. Помнишь кладбище в Биянкуре?
— На косогоре. С ультрамариновыми крестами. Помню, конечно.
— Иса соглашается поехать в Париж, у него там какие-то дела. А я Сидорыча проведаю и, дай Бог, переховаю. Место ему куплю, честь честью. Ведь эти биянкурские грозились кладбище закрыть через пять лет. Ну в войну им не до того было, а сейчас жизнь наладится — и снова вспомнят.
— Наладится она не скоро, — равнодушно сказала Мария, — а перезахоронить надо. Ой, так и мне хорошо бы в Париж! — добавила она, оживляясь. — Всякие бумажки надо переоформить, все посмотреть. То же наследство Николь, к примеру. У нее в Париже, у моста Александра третьего, дом трехэтажный с лифтом… Помнишь, мы тебя там лечили? Да и здесь, признаться, тошно мне. Поехали?!
— Когда? — нерешительно спросила Уля.
— Да хоть на следующей неделе!
— А Фунтика куда?
— Фунтика? Да я его с собой возьму… Слушай, Уля, вади такая широкая, метров тридцать, а я слышала, что у больших вади бывают имена. Не знаешь, как эта называется?
— Имена им дают в честь каких-нибудь героев, как память. Эта пока безымянная, хотя большая и бурная. В прошлом году у нас верблюжонка унесла. Хочешь, я намекну своим, и они назовут речку Марией? Ты ведь для них святая!
— Спасибо! — засмеялась Мария. — При фальшивой святости только и ставят памятники при жизни.
— Не хочешь? Тогда поворачиваем домой. Вот-вот упадет ночь. — Уля легко выпрыгнула на низкий левый берег и подала руку Марии: — Опля!
Одновременно ощутив взаимное тепло рукопожатия, названные сестры рассмеялись и пошли в сторону стоянки.
