…Однако до столь близких отношений было еще далеко. Поначалу, перейдя ко мне из жестоких рук, Пепел был зверь — дикий и злобный. Он ненавидел людей, в каждом ему чудился враг и мучитель.
Помню, я вошла в манеж, куда его выпустили побегать. Он был там один — шагал спокойно, опустив голову, усиленно нюхал опилки и всхрапывал, вздымая их фонтанчиками. Потом, удовлетворенно хрюкнув, валился на бок, перекатывался на спину, дрыгая ногами. Резко вскакивал, начинал носиться, меняя аллюры, прыгая козлом. Внезапно останавливался перед зеркалом, словно изучая свое отражение. Словом, делал то, что делала бы на его месте любая лошадь.
Но тут, на свою беду, в манеж вошли два истопника — проверить батарею отопления в дальнем углу. Они привыкли к лошадям и не боялись их. Пепел атаковал незамедлительно, без предупреждения. Прижав уши, оскалив зубы, он несся со всех ног, не оставляя никаких сомнений относительно своих грозных намерений. К счастью, истопников было двое, они кинулись в разные стороны, и Пепел на секунду заколебался, кого избрать жертвой. Они перевалились через заборчик с прытью бандерильеро, прячущихся от быка.
Такое вот создание мне предстояло завтра седлать.
Сначала я около получаса кормила его через прутья решетки самыми любимыми лошадиными лакомствами — хлебом, сахаром, морковью, арбузными корками. Он жадно выхватывал у меня все это и тут же резко отдергивался — ему прежде, видно, крепко доставалось по голове.
Решив, что контакт налажен, я взяла седло, уздечку и открыла дверцу денника.
Тут-то Пепел показал характер. Он крутился волчком по крохотному закуту, норовя повернуться ко мне задними ногами, я же, естественно, стремилась оказаться у головы. Это бы продолжалось до бесконечности, не ухитрись я достать из кармана кусок хлеба. Пепел выхватил его и отпрянул. Большего я тогда не добилась, а на то, чтобы отучить его бегать по деннику, понадобился месяц.
Следующие этапы оказались еще труднее. Я пыталась надеть уздечку, он задирал голову. Приманивала лакомством — опускал, я обнимала его за шею, висла на ней, но он легко поднимал меня вверх. Поиздевавшись полчаса, позволял натянуть ремни оголовья. Но лишь его зубов касалось железо, тут же сжимал их.
На уздечке приключения не кончались. При седловке Пепел не упускал случая неожиданно укусить меня за плечо или руку — ватная телогрейка защищала, но синяки оставались внушительные.
Более опытные конники с возмущением смотрели, как я либеральничаю. Они говорили: "Ну, знаешь, если его за это не наказывать, далеко ты на нем не уедешь. Что за дела — позволять лошади своевольничать? А ну, всыпь хлыста — за каждый укус но удару!"
