Хосе Мурильо утонул в порту,
Хосе Хромой - смотритель маяка,
Хуан Фернандес умер от ножа,
Диего Вальдес - лесоруб,
Он лиственницы вековые валит
На Зондских островах...
А тут недавно звонил Луговской и сказал, что уже закончили снимать "Терминатор-2".
О БРЕННОСТИ ВСЕГО СУЩЕГО
- Лена! - раздается отчаянный оклик с другой стороны улицы. - Лена!
Ленка, пересекая брусчатку, движется по направлению к горсаду. У зеленого льва стоит Евдокия Арнольдовна Погориллер и машет ей рукой.
Ага, думает Ленка, что-то будет...
Хрупкая и вдохновенная мадам Погориллер опекает Дом ученых. Опекает почти бескорыстно, потому что любит искусство. С одной стороны, отношения между наукой и искусством сложные и какие-то запутанные, с другой - кто, кроме ученых, будет ходить на всяких заезжих бардов, скажем? Не местные же барды! А потому под крылышком Дома ученых процветают всяческие студии, в том числе и Ленкина, - ну, та, которую Ленка все еще посещает.
- Ты знаешь, что ты выступаешь через неделю? - спрашивает мадам Погориллер. - По обмену!
- По какому обмену? - пугается Ленка. Недавно прошла денежная реформа, и слово "обмен" приобрело какой-то нездоровый оттенок.
- Ну, наша студия дает трибуну в Доме ученых еще трем студиям. Я и подумала - пусть от наших кто-то выступит. У тебя стихи хоть понять можно.
Интересно, думает Ленка, стоит ли расценивать это как комплимент?
- И от них трое. Из университета один, одна из Дома медработников и еще кто-то, не помню откуда. Всего четыре, значит. Я уже и название для вечера подобрала - "Стихи по средам". Вечер-то в среду. По-моему, здорово, да?
- Ага, - вежливо соглашается Ленка, - главное, оригинально.
Но бесхитростная мадам Погориллер иронии не замечает.
- И мне так показалось, - говорит она. - Так ты плакат нарисуй к понедельнику. А фамилии я тебе дам в субботу. Как раз все соберемся и обсудим план выступления.
* * *
- Как вы себя чувствуете, дядя Муся? - бодро говорит Ленка.
Дядя Муся лежит на разобранной постели и грустно смотрит на нее.
- Спасибо, Леночка, - говорит он растерянно, - кажется, уже лучше.
Дело в том, что дяде Мусе повезло. Он оформлялся на выезд, и окажись то затемнение в легких туберкулезом, не видать ему Америки как своих ушей. Теперь-то путь в Америку был открыт - поезжай и болей там раком на здоровье. Но, пока он проходил обследование, ждал разрешения и продавал квартиру, умерла жена, уехал единственный сын с ненавистной невесткой и обожаемым внуком - такой умный мальчик, и не скажешь, что родился семимесячным, - а болезнь, раз поселившись, выедала изнутри плоть, оставляя лишь хрупкие кости. И вот на квартиру наконец нашелся покупатель, вызов пришел, и скоро он оторвется от земли и полетит в белом самолете над родным городом, над бывшим своим домом, где на стене пылает кармином надпись "I love you, Odessa", над еврейским кладбищем и синим загаженным морем в далекую, прекрасную страну, где он снова будет хорошо себя чувствовать и где в аэропорту имени покойного президента Кеннеди его будет встречать сын - бывший отличник и бывший комсорг, и внук, так похожий на покойную жену своими черешневыми глазами навыкате, и невестка, которая, отодвинутая на всю ширь Атлантического океана, кажется вполне приличной женщиной, и золотистая бархатная такса Джерри, пересекшая полмира в таком же белом самолете два года назад вместе с остальными членами семьи...
