Стентор, толстый и ленивый, ел и пил тоже как пятьдесят воинов, растрачивая беззаботно свою долю богатой добычи, доставшейся после падения Трои. Такая жизнь ему нравилась, и он отказался следовать за Одиссеем. Одиссей вздумал утащить Стентора на корабль силой, но тот кликнул слуг, и они воинственно закружились вокруг Одиссея и его спутников. Дело запахло большой драчкой, и Ерофей тоскливо предположил, что им достанется «на орехи», так как они в явном меньшинстве: пора бы и ноги уносить. Но Гермес почесал горбинку носа, размышляя, и обратился вкрадчиво к Стентору:
- Мне дельфийский оракул поведал, что я и ты однажды сойдёмся в поединке крика. И я тебя одолею, а ты с натуги лопнешь. Тебе то ведомо?
Стентор чуть не подавился телячьей ножкой, со страхом глядя на Гермеса. Пот заструился по его лицу: он, вероятно, вспомнил предсказание. Гермес похлопал снисходительно его по плечу, ослепительно улыбнулся и продолжил свою речь:
- Так вот, вопреки предсказанию оракула и велению богов, не буду тебя вызывать на соревнование, если поплывёшь с нами: друзей я не обижаю. А если нет, - он состроил свирепую рожу, - то принимай вызов немедленно: так повелеваю тебе я, бог Гермес. И тебе конец, непочтительный, поскольку я обязан следовать предсказанию оракула. Усёк, обжора ненасытный?!! Начинаем соревнование! - он топнул ногой, выпятил грудь, и был столь великолепен в своём притворном гневе в тот момент, что Ерофей по-настоящему залюбовался товарищем. Что уж говорить об Одиссее, который и вовсе восторженно таращился на своего любимого бога-предка.
Стентор оказался большим жизнелюбом и на такой грозный ультиматум немедленно согласился, считая, что не стоит испытывать судьбу, если ему предлагают благополучный исход. Правда, поставил условие, что пития и провизии на корабле должно быть в достатке.
И вновь белопарусный корабль, который гнали вперед ещё и тридцать гребцов, помчался по морю.
Не стоит описывать бури, которые преодолел славный корабль - это коварный Посейдон вопреки законам чести пытался им помешать, сообразив, наконец, что может проиграть спор с Зевсом. Но и Зевс не хотел проспорить, потому взял корабль Одиссея под свою защиту, разгоняя тучи над кораблем и повелевая дуть только попутному ветру, и, в конце концов, мореходы услышали вдали мелодичное пение - это Сирены заманивали к себе путешественников.
Одиссей, как и в прежнее своё знаменитое плавание, велел всем на корабле заткнуть уши размягчённым воском, а Стентора привязал к мачте, и едва показался остров, толстяк басовито заревел во всю силу легких, и если уши его спутников не были бы заткнуты, они, пожалуй, оглохли бы. Весь день гудел Стентор, перекрывая пение сирен, но ничего поделать не мог: едва он переводил дух, Сирены брались за своё, а на закате солнца запели ещё более призывно и страстно. Ерофей готов был уже отступить, как это ни печально, и вдруг его осенило. Решительно встав к мачте, он заявил зловеще:
