Но до того, как произойдет это, еще много всяческих напастей падет на голову нашего героя, много горя хлебнет он, не раз его карьера и слава скакуна экстрамеждународного класса будут стоять под большими знаками вопроса.
Не только коня — человека и то не каждого и не сразу удается рассмотреть и распознать, а у лошадей судьба складывается куда труднее, чем у людей: в их жизни больше случайностей, их взлеты часто бывают не оцененными в полной мере, а падения болезненными и непоправимо трагичными. И получается, что иные лошади в Москве в Большом театре представляются, напудренные да припомаженные, — в операх: «Иване Сусанине», например, а другие, ничем их не плоше, а может, и поодареннее, сутками из хомута не вылезают, ни малых радостей в жизни не видят, искусанные оводами, кнутом излупцованные — вот взять хоть Бурушку... Впрочем, о Бурушке, дальнем родственнике Анилина, речь впереди и при случае.
Кобыла по делу, а жеребенок и так...
Первой обидной случайностью, которая могла бы сделать жизнь Анилина печальной и безвестной, было то, что он попал в руки конюха по имени Филипп, по фамилии... Хотя ладно: утаим фамилию, не станем срамить человека, может, он сейчас уж и исправился.
Что же это был за конюх? Конечно, и для него, как для всех работающих в конезаводе «Восход», любовь к лошади была чувством естественным, он родился и вырос в добром мире природы, постоянно ощущая траву и землю под ногами, небо и солнце над головой, леса и реку Кубань рядом — всем бы был он хороший конюх, не будь Филипп недисциплинированным, как назвал его Валерий Пантелеевнч. Что этим словом обозначается, познает Анилин через восемь месяцев на собственной шкуре — в буквальном смысле этого слова. Через восемь месяцев его отнимут от матери и в группе жеребчиков-сверстников передадут на попечение Филиппу.
Ну, это все хоть и скоро, но — лишь будет, а пока над головой Анилина небо светозарное, ни единая тучка не омрачает его жизни.
Он выправлялся на глазах. Аналогичная вдосталь давала ему молока: иные кобылы скупились, впроголодь держали детишек, а Анилин получал молока — пей, не хочу! И он выдувал его по нескольку литров зараз и при этом непременно подергивал от удовольствия хвостиком. Молоко было вкусно необыкновенно: вот если в стакане коровьего, которое мы пьем, размешать два кусочка сахару, оно станет таким сладким, какое пил Анилин.
Рос он не по часам, конечно, но по дням: по полтора-два килограмма в сутки прибавлял в весе! И вообще, жил он тогда все равно что наследный принц: Аналогичная была такой заботливой мамой, так оберегала его, что на него ветер венуть не смел, пылинка стороной облетала, а уж о том, чтобы его кто-нибудь обидел хоть единым грубым словом — ни-ни!
