— А это ты знаешь что? Это никакие не «ведьмы»,это резак да полевой синеголовник, чуешь? — Человек поднял с земли сухие растения, подкинул вверх, и Анилин увидел, как смешно и беспомощно закувыркались они в воздухе. — Ну, чеши домой, а я посмотрю, как ты бегать умеешь.
Удивительно, но Анилин понимал все, что говорил этот человек, и последние слова понял. Заржал долго и заливисто, сердце его застучало весело, гулко. Он словно бы заново ощутил счастье раздолья и здоровья, а может — впервые смутно почувствовал, что впереди его ждут большие и неизведанные еще радости. Раздувая ноздри и глубоко вдыхая терпко-горьковатые запахи степных трав, он еще раз торжествующе заржал, одним скоком сиганул на мягкий, недавно паханный толок. Попружинил на зыбкой земле, словно бы к старту приноравливаясь, запнулся, но тут же капризно взлягнул и, шалея от собственной удали, помчался вдоль поскотных заборов лётом, безнатужно, словно бы на одном лишь желании — только серая метель за копытами взвихрилась.
В тот же день новый знакомый пришел в конюшню на вечернюю раздачу кормов. Остановил в коридоре Филиппа.
— Здорово, любитель лошадей!
— Мы, чать, все тут любители, — не понял конюх.
— А ты от рождения, поскольку зовут тебя Филиппом.
— Ну и чего?
— А того, что по-гречески «иппос» значит «конь», отсюда «ипподром» — место для лошадей, «гиппопотам» — речной конь, а ты — и есть самый что ни на есть заядлый любитель-лошадник.
— Эка ты!.. Когда так, с тебя пол-литра.
— Одной, значит, тебе мало?
— Как так? - сразу присутулился Филипп.
— Или у тебя день рождения нынче?
— Нет, ты чё?
— А так, что ты, видать, правда, заядлый любитель, только не лошадей, а этого дела...
— Ни росинки на язык не капнуло! — таращил глаза Филипп, изо всей мочи изображая из себя святого постника.
— А ну дыхни!
— Вот еще, делать мне нечего больше!.. И что ты за ревизор?
— Ревизор — не ревизор — верно, но чтобы ты мне вот этого жеребенка всегда в большом порядке содержал. А повторять я не люблю.
И ушел, как не было его.
— Чей-то он раскомандовался? — заметелился после времени Филипп.
Федя, работая конюхом, мечтал стать жокеем и уж видел себя знаменитым мастером, а только что ушедший из конюшни человек был для него подлинным кумиром. И он строго урезонил напарника:
— Это самый великий в нашей стране ездок из всех когда-либо вдевавших ногу в стремя!
Филипп поковырял в зубах сухим стебельком клевера, вяло согласился:
— Оно, конечно, Насибов... Он, баил кто-то, недавно в Америке шибко сильно с Гарнира сверзился...
