Пустыня | страница 69
«Что же мне делать, чтобы снять с себя это проклятье?» — спросил эмир. И египтянин ответил, глядя ему прямо в глаза: «Знай, для этого есть одно лишь средство, и я открою его тебе, поскольку ты пожелал его узнать. Ты должен принести в жертву свою единственную дочь, которая тебе дороже всего на свете. Ты должен отвести ее в лес и отдать на съедение диким зверям, и тогда засуха, поразившая твою страну, прекратится». Заплакал эмир, закричал от гнева и горя, но поскольку он был человек благородный, то позволил египтянину уйти с миром. Когда подданные эмира узнали обо всем, они тоже стали плакать, потому что любили Лейлу, дочь своего государя. Однако делать нечего, надо было принести жертву, и эмир решил отвести свою дочь в лес и отдать ее на съедение диким зверям. Но в этой стране жил юноша, который любил Лейлу как никто другой, и решил он ее спасти. От одного своего родственника-колдуна он унаследовал кольцо, тот, кто им владел, мог превратиться в любого зверя или птицу, только потом ему никогда уже не суждено было вернуть себе прежний облик, хотя обладатель кольца и становился бессмертным. И вот наступила ночь жертвоприношения, и эмир отправился в лес вместе со своей дочерью...»
Воздух прозрачен и чист, горизонт беспределен. Лалла вглядывается в самую дальнюю даль, словно она превратилась в чайку и летит, летит над морем, устремляясь вперед.
«В глухую чащу леса забрался эмир, там он помог дочери сойти с коня и привязал ее к дереву. А сам ускакал прочь, рыдая от горя, потому что отовсюду уже слышалось рычание зверей, подбирающихся к жертве...»
Плеск волн временами становится явственнее, словно море подступает ближе. Но это только проказы ветра: кружась в ложбинах между дюнами, он взметает песчаные вихри, и они смешиваются с дымом.
«Бедная Лейла, привязанная в лесу к дереву, дрожала от страха и звала на помощь отца. У нее кровь стыла в жилах при мысли о том, что ее растерзают дикие звери... Вот уже громадный волк подошел к ней совсем близко, она видела, как в ночной тьме ярким пламенем горят его глаза. И вдруг в лесу послышалось пение. Голос был такой прекрасный, такой чистый, что страх у Лейлы совсем пропал, а дикие звери в лесу застыли на месте и заслушались...»
Руки старого Намана берут кисти, одну за другой, и, вращая их, водят ими по корпусу лодки. На его руки и смотрят Лалла и остальные дети, словно именно руки рассказывают чудесную историю.
«Весь лес наполнило это райское пение, и, слушая его, дикие звери ложились на землю и становились кроткими как ягнята, потому что музыка, лившаяся с горных высот, преображала их, переворачивала им душу. Лейла тоже с восхищением слушала музыку, и вдруг путы ее сами собой упали, и она побрела по лесу, и, куда бы она ни шла, невидимый певец витал над нею, скрытый листвою. И на всем ее пути дикие звери лежали на земле и лизали руки принцессы, не причиняя ей никакого вреда...»