Я плыл, не поднимая глаз на парус,
Что увлекал меня до срока к смерти.
Однако Тот, кто приобщает жизни,
Успел меня предупредить про рифы,
Дав – издали хотя бы – узреть гавань.
Огни, что ночью призывают в гавань,
Путь указуют судну и скорлупке
Туда, где штормы не страшны и рифы
Так я, подняв глаза на вздутый парус,
Над ним увидел знаки вечной жизни
И в первый раз не испугался смерти.
Не потому, что верю в близость смерти
При свете дня хочу войти я в гавань,
Куда ведет дорога долгой жизни,
К тому же не уверен я в скорлупке,
И ветра не выдерживает парус,
Увлекшего меня на эти рифы.
Когда бы гибель не таили рифы
И не искал бы я спасенья в смерти,
Я повернул бы с наслажденьем парус
И где-нибудь обрел благую гавань.
Но я горю под стать сухой скорлупке,
Не в силах изменить привычной жизни
Ты, без кого ни смерти нет, ни жизни!
Скорлупке утлой угрожают рифы,
Направь же в гавань изможденный парус.
CVI
На легких крыльях чудо-ангелица
На берег опустилася зеленый,
Где я ступал, своей судьбой влеком.
Кто мог предвидеть, что в тот день случится?
Силок, из нитей шелковых сплетенный,
Она в траве поставила тайком.
Избави Бог меня жалеть об этом:
Столь нежным взор ее светился светом.
CXXI
Смотри, Амур, красавица младая
Тебя не чтит и мучает меня,
Меж двух огней спокойствие храня.
Ты – с луком, а она – без лат, босая,
Стоит в траве высокой, далека
От жалости ко мне, с тобой дерзка.
Я – пленник, но когда твоя рука
И лук опорой остаются чести,
Мой государь, изведай радость мести.
CXXV
Когда бы удалось
Моей упорной страсти
Одеться в соответствующий цвет,
Огонь бы довелось,
Надеюсь, хоть отчасти
И той узнать, что холодна в ответ;
И реже бы мой след
Встречался одинокий
На холмах и в полях
И реже бы в глазах
Блестели слезы, если.бы жестокий
Воспламенился лед
Причина всех невзгод.
Увы, Амур перу
И разуму препоной,
И песни терпки – и хожу понур.
Но, глядя на кору
Иль на листок зеленый,
Судить о древе – смело чересчур.
Пусть в сердце мне Амур
Глазами той заглянет,
Чей взор меня сразил:
Сердечный горький пыл,
Излившись, плачем, жалобами станет,
И тон моих обид
Другого оскорбит.
Где сладость пылких строк,
Рождавшихся вначале?
Где грация? Где радостный подъем?
Кто б это сердце мог,
Вместилище печали,
Постичь, раскрыв, и выразить резцом?
Черты Мадонны в нем
Любовь воспроизводит
И говорит о ней
И ярче и сильней,
Чем, к сожаленью, у меня выходит
Без помощи былой.
О рок! О жребий злой!
Подобно малышу,
Что речью не владеет,
Но хочет говорить, нетерпелив,
Я говорить спешу
В надежде, что успеет
