CCCXXI
Тут не гнездо ли Феникса живого?
Здесь перья злато-рдяные слагала
И под крылом мне сердце согревала
Та, что поныне внемлет вздох и слово.
Здесь и страданья сладкого основа:
Где то лицо, что, все светясь, вставало,
Жизнь, радость, пыл и мощь в меня вливало?
Была – одна, едина – в небе снова.
Покинут, одиноко изнываю
И все сюда влачусь, исполнен боли,
Твои святыни чту и воспеваю;
Холмы все вижу в полуночном доле
И твой последний взлет к иному краю
3дecь, где твой взор дарил рассвет юдоли.
CCCXXII
Нет, не читать без судорог ума,
Без дрожи чувств, глазами без печали
Стихи, что благостью Любви сияли
Их сочинила Доброта сама.
Тебе претила зла земного тьма
И ныне светишь из небесной дали;
Стихи, что Смертью преданы опале,
Ты всыпал снова в сердца закрома.
Ты б наслаждался новыми плодами
Моих ветвей. Какая из планет
Завистливо воздвигла Смерть меж нами?
Кто скрыл тебя, чей неизбывный свет
Я вижу сердцем и пою устами,
Тебя, чьим словом я бывал согрет?
CCCXXVI
Теперь жестокой дерзости твоей
Я знаю, Смерть, действительную цену:
Цветок прекрасный гробовому плену
Ты обрекла – и мир теперь бедней
Теперь живому свету наших дней
Ты принесла кромешный мрак на смену,
Но слава, к счастью, не подвластна тлену,
Она бессмертна, ты ж костьми владей,
Но не душой: покинув мир суровый,
Ей небо радовать своим сияньем,
И добрым людям не забыть ее.
Да будет ваше сердце, ангел новый,
Побеждено на небе состраданьем,
Как в мире вашей красотой – мое.
CCCXXVII
Дыханье лавра, свежесть, аромат
Моих усталых дней отдохновенье,
Их отняла в единое мгновенье
Губительница всех земных отрад.
Погас мой свет, и тьмою дух объят
Так, солнце скрыв, луна вершит затменье,
И в горьком, роковом оцепененье
Я в смерть уйти от этой смерти рад.
Красавица, ты цепи сна земного
Разорвала, проснувшись в кущах рая,
Ты обрела в Творце своем покой.
И если я недаром верил в слово,
Для всех умов возвышенных святая,
Ты будешь вечной в памяти людской.
CCCXVIII
Последний день – веселых помню мало
Усталый день, как мой остатний век!
Недаром сердце – чуть согретый снег
Игралищем предчувствий мрачных стало.
Так мысль и кровь, когда нас бурей смяло,
Как в лихорадке, треплет жизни бег.
Был радостей неполных кончен век,
Но я не знал, что время бед настало.
Ее прекрасный взор – на небесах,
Сияющий здоровьем, жизнью, светом.
А мой убог – пред ним лишь дольный прах.
Но черных искр я ободрен приветом:
"Друзья! До встречи в благостных краях
Не в вашем мире горестном, а в этом!"
CCCXXIX
О час, о миг последнего свиданья,
