"Постой, Кузьма! Как я забыл о Татьяне! Ну ладно я, а ты-то? У тебя же опыт индийский, ты что, до сих пор не понял, что он шизо от йоги?"
"В том-то и дело, что я сам так вначале думал. Понимаешь, когда уехал оттуда, как-то позже, уже здесь, познакомился с одним. А он знал Якова Леонидовича, работал с ним. Отзывался, как об умнейшем человеке, эрудите, но странным человеке. И он его тоже "тихим шизо" называл."
"Ну а Татьяна?"
"Ты слушай. Павел Николаевич..."
"Который с ним работал?"
"Да. Он говорил, что сам его подозревал в занятиях йогой и мечтал у него поднабраться источников. Но потом разочаровался, так как Яков Леонидович знал многие философские учения, но считал, что йога и аутотренинг - это уход и пустота. Он говорил, что аскетические достоинства вырабатываются у любых мудрых людей параллельно настоящему делу, они появляются естественно и являются одной из частей гармонии итога, когда выработано собственное "я". Он многое запоминает. Работал в музее, бывший интеллектуал."
"Павел Николаевич, что ли?"
"Да. Поэтому и передал мне суждения Якова Леонидовича."
"А сейчас где этот музейный работник?"
"Он болен"
"Ну хорошо. А Яков где?"
"Я не знаю. Я же там больше не бывал. Книгу бросил. Ты же помнишь."
"Конечно, помню такой конфуз."
"Я не сказал тебе ещё важное. Павел Николаевич споткнулся на Мартынове. И не один."
"Че, тоже молчать стал?"
"Нет, он как бы не в своем рассудке."
"Идея-фикс?"
"Не знаю. Нечто вроде смещения тех ценностей, которые были, и тех, что от Мартынова. Переварить-то трудно. Он теперь часто говорит: "Я не хочу никого удивить, не хочу никому ничего доказывать, я себя хочу." И смеется , нос потирает, у него привычка такая, а сам сквозь щели между пальцев за реакцией следит."
"Хорош экземпляр, не буйный?"
"Нет. Ему теперь разрешили в музее билетером работать. Он был научным сотрудником."
"Славно, славно. Эпидемия, я смотрю. Ну и что дальше?"
"Все."
"Как, все? А где моралитэ обещанное?"
"Я тебе не обещал. Ты сам все себя этим моралитэ будоражил, оскорблял."
"Оскорблял? Ух ты, Кузьма! Что это у тебя в глазах за суровость мелькнула? Точь-в-точь Зосима и Тихон праведник."
"Смейся, сколько угодно. Но как бы, Леня, ты не стал, как Павел Николаевич, сквозь щели между пальцами следить за реакцией."
"Ну, это мы как-нибудь объедем. А ты-то сам не того, как считаешь?"
"Может быть, я не успею."
"Смотри, Кузьма!"
"Я тебе хотел дать понять, что я не моралист."
