Все мы привезли с собой дорогие нам фотографии. Я иногда просматриваю эти документы прошлой жизни, эти остановленные мгновения юности и вглядываюсь в лица, И в памяти всплывают истории, которые вдруг попросились на бумагу. Они, как говорится, из разных опер, и наверное, по словам Станислава Ежи Леца, «в действительности все выглядит иначе, чем на самом деле»...
Но пусть все будет так, как вспомнилось...
Рассказывают, что вице-президент Академии наук Миллионщиков, будучи в Америке, устроил пресс-конференцию. Там его, между прочим, спросили: «Правда ли, что многие евреи хотят уехать из Советского Союза?» Академик подумал и ответил: «Это правда. Бегут, как крысы с тонущего корабля». Это он хотел дать евреям политическую оценку. Но журналистов и след простыл: все бросились к телефонам, чтобы дать сообщение, что Советский Союз, по мнению видного ученого, — тонущий корабль...
Миллионщиков умер от огорчения...
Поэт Сергей Островой приехал по туристской путевке в Швецию. В какой-то газете его спросили:
— А вы кто?
— Я советский поэт Сергей Островой, — сказал Островой.
— А что значит «советский поэт»?
— Советский поэт — это поэт, пишущий для народа! — сказал Островой. — Мои стихи часто читает сразу пять миллионов читателей.
— Вот это да! — удивились шведы. — Как же это?
— А вот так, — с гордостью сказал поэт. — Мои стихи печатает газета «Правда», тираж которой не менее пяти миллионов экземпляров.
— А это кто? — не унимались шведы.
— А это моя жена. Между прочим, она арфистка. Между прочим, урожденная графиня Толстая, — смущаясь, сказал Островой.
На следующий день в газете появилась заметка следующего содержания: «Нашу страну посетил известный русский акын (народный поэт) Сергей Островой. Его стихи в пяти миллионах копий распространяет газета „Правда“. В поездке его сопровождает графиня Толстая, аккомпанирующая ему на арфе».
Однажды я был в командировке в Ярославле. Скука была жуткая. Я жил в гостинице неподалеку от филармонии. На ней висела афиша: «Гастроли хора венгерских цыган». Я зашел.
Народу в зале было немного, лишь первые три ряда были заняты местными начальниками и их женами. Их легко можно было узнать по затылкам.
Раздвинулся занавес. На сцене стоял весь табор, человек сто, с детьми и лошадьми. Лица у всех были постные. Вышел бородатый страшный дядька в сатиновой косоворотке, в сапогах, с малиновым платком у талии и объявил:
