Ещё один год пролетел. Летом удалось отправиться от универа на стажировку в Берлин. Там пахал, как проклятый, зато заработал деньги и хорошую репутацию у обеих сторон. Вернувшись, узнал, что Евгения поступила в институт. Позвонил, поздравить, и не узнал её голос. Низкий, чувственный, с мелодичными чарующими нотками, при одних звуках которых воображение подбрасывало бесстыжие картинки. Прежнее детское «вау!» и прочие выкрутасы остались в школьных стенах. Ему даже показалось, что разговаривает совсем с другой девушкой. Сдержанное приветствие. Благодарность за поздравление. Приглашение зайти, если окажется неподалёку. Неужели этот год так многое изменил?
Максим плюнул на все свои зароки и теории и бросился в Москву.
С первого же взгляда понял: то, чего он страстно желал столько времени, произошло: она повзрослела. Посерьёзнела, стала строже, сдержанней в словах и жестах. Детская непосредственность сменилась девичьей настороженностью. Даже свои непокорные кудри умудрилась приструнить в густой медно-золотистый узел. Стала чаще опускать ресницы, Максу с трудом удавалось встретиться взглядом с тёмными точечками в прозрачно-зелёном обрамлении. И улыбка стала сквозящая, неизъяснимая.
А вот Екатерина Григорьевна не менялась. Всё та же короткая стрижка, очки в тонкой металлической оправе, подтянутая фигурка в джинсах, задорный смех.
– Время над Вами не властно. – Искренне восхитился Максим.
Немка всплеснула руками, расчувствовалась и расцеловала его, как родного.
Максим сказал, что хочет пригласить женщин в ресторан отпраздновать успех.
– В ресторан? – Переспросила Евгения, – вау!
– Идите вдвоём, – сказала Екатерина Григорьевна, – нет, нет, не уговаривайте, у меня уйма дел.
– Как хочешь. – Пожала плечами Евгения и убежала одеваться.
Пока Евгения возилась и бурчала из своей комнаты, что ей нечего надеть, Екатерина Григорьевна поманила Максима пальчиком на кухню и спросила в лоб:
– Скажи мне честно, тебе нравится Женька?
Максим почувствовал, что краснеет, а это с ним случалось нечасто.
– Нравится. Очень.
– Я так и думала. – Как-то невесело улыбнулась немка. – Она-то считает, что ты относишься к ней как к младшей сестрёнке. Такая наивная… С виду взрослая, а в душе сущее дитя. Видит Бог, я от всего сердца желаю ей такого парня, как ты. Только вы оба пока так молоды…
– О чём вы шепчетесь?
Евгения появилась на пороге в текучем платье цвета морской волны, выгодно подчёркивавшем её точёную сформировавшуюся фигурку – высокая грудь, осиная талия, литые бёдра, тонкие щиколотки. На ногах туфельки с золотистыми пряжками, а в руке капельная золотистая сумочка. В ушах длинные серьги под изумруд, на шее такая же подвеска. Максим застыл с открытым ртом. Он повидал девушек, как-никак и по Европе гастролировал, и иностранные группы водил. И француженок – признанных законодательниц стиля, и богатеньких немок, и эффектных итальянок, да и наших новоявленных девочек-моделек, не уступавших западным красоткам. Но ни одна из них не могла сравниться с Евгенией. Когда она успела стать такой чертовски, такой нереально красивой? Или она казалась ему такой?
