— Больше, племянничек, грога не получишь, ты уже слезу пустил!
Хольт молчал и бесился.
Карл Реннбах потребовал счет. Велел принести в номер графинчик коньяку, поставил его себе на тумбочку и продолжал курить сигару, лежа в постели. В ядовито-зеленой пижаме, от которой лицо его казалось землисто-серым и больным, он лежал на спине, натянув стеганое одеяло до самого подбородка, и читал. Читал он «Исторический труд Геродота Галикарнасского».
В баре Хольт действовал слишком грубо, так просто не выманишь лису из норы.
— Ты ездишь в Дортмунд, в Дюссельдорф, в Людвигсхафен, — сказал он как бы между прочим. — О чем это ты всюду ведешь переговоры?
Дядя не ответил, он читал. Немного погодя он приподнялся, проглотил рюмку коньяку и продолжал читать.
Хольт лег в постель, заложил руки за голову и как можно учтивее спросил:
— А союзники не в претензии на тебя за то, что ты строил подводные лодки для нацистов?
Карл Реннбах выставил руку с сигарой из кровати, стряхнул пепел на ковер и сказал:
— Конечно, среди союзников есть люди, которые мыслят уж очень возвышенно.
— А ты не мыслишь возвышенно?
Карл Реннбах опять углубился в своего Геродота, помуслил палец о нижнюю губу, перевернул страницу и сказал:
— Я мыслю больше практически.
Хольт сел в постели, закурил сигарету и спросил:
— А что победит, возвышенный образ мысли или практический?
— Не знаю, — ответил Карл Реннбах. Он закрыл наконец книгу, но пальцем заложил страницу. — Не кури в постели, племянничек. Курить в постели — дурная привычка!
Хольт погасил сигарету. Карл Реннбах усиленно попыхивал сигарой и, довольный послушанием племянника, сказал:
— Надеюсь, у западных держав перевесит реалистический образ мыслей.
— Ты считаешь, что они откажутся от своей примитивной политики реванша и экономического ослабления Германии? Что ж… глава этого, как его… американского отдела по декартелизации как будто уже подал в отставку.
Карл Реннбах покосился на Хольта и снова открыл своего Геродота:
— Не знаю, племянничек, — сказал он. — Я не политик.
— А кто же? — спросил Хольт.
— Предприниматель.
Хольт, заложив руки под голову, разглядывал на потолке лепной карниз.
— Я рад бы до конца дней своих не слышать о политике, — сказал он. — Но бывает и так, что от нее никуда не уйдешь.
Карл Реннбах покачал головой так энергично, что белые пряди волос соскользнули ему за уши. Поглядел в книгу:
— Страна, где у подножия высоких гор живут люди, которые все, и мужчины и женщины, рождаются лысыми… Скажи-ка, племянничек, какой же это народ тут подразумевается?
