— Стефан-то из котельной — вы же его знаете? — спросила она, ставя на стол миску с жареной картошкой. — В Анхальт поехал мешочничать, в такую даль, а здесь на вокзале у него все отобрали!
— Обидно! — сказал доктор Хаген, которого фрау Томас особенно ценила как самого благодарного своего слушателя.
— Кулачью скоро девать некуда будет белье, приемники да швейные машинки! — обозлился Мюллер.
Хольт, с жадностью проглотив свою порцию, безучастно переводил взгляд с одного на другого. Гундель не было. Она сидела на собрании в бараке. А остальные все ему чужие: отец, Мюллер, доктор Хаген и доктор Бернгард со своей плешью и лошадиным лицом. Пожалуй, ближе других ему только что принятый на работу Блом. Бернгард по обыкновению брюзжал:
— Вы говорите, сырье? — раздраженно допекал он кого-то. — Я лично знаю только одно понятие — нехватка сырья.
До конца ужина он еще не раз принимался брюзжать:
— Вот увидите, господа, мы придем к полной разрухе! Нам неоткуда ждать помощи, тем более от русских. Нищий нищему не подмога.
Хольт курил. Какие большие серые глаза у доктора Бернгарда. И как он скалит свои длинные желтые зубы, вперившись в Мюллера. А Мюллер его и не слушает. Сидит себе преспокойно с погасшей сигарой в зубах и болтает с доктором Хагеном.
— Бросьте! Я старый рыболов, — говорит он, — о хариусе у нас здесь уже тридцать лет и слыхом не слыхивали, а в Белодонке его никогда и в помине не было. Белодонка — район форели. Сколько я там прекрасной форели у́живал в нахлёстку!
Доктор Хаген, смуглый человек южного типа, видимо, заинтересовался, но Мюллер поглядел на часы и вышел из комнаты.
Окно было открыто, в него веяло вечерней прохладой. Профессор набивал трубку. Опять они что-то собираются обсуждать, подумал Хольт.
Мюллер вернулся с кипой дел под мышкой, подталкивая вперед девушку.
— Отчего ты не позвонила? — напустился на нее доктор Бернгард. — Вот теперь сиди и жди!
Девушка поздоровалась с профессором, поздоровалась с другими, затем нерешительно подошла к Хольту и протянула ему руку. Это была дочь Бернгарда, ее звали Карола. У Хольта на миг закружилась голова, это, должно быть, от крепкой русской сигареты с золотым мундштуком, которой угостил его отец. Карола Бернгард глядела на него светло-серыми глазами, очень похожими на отцовские. Одних лет с Хольтом, почти такого же роста, она была одета в зеленое, плотно облегающее платье. Волосы у нее были русые.
— Ну почему папа такой злой? — почти по-детски протянула она.
