— Ладоевский Эрнест Александрович, — прочитал имя усопшего Червонец. — Ладно, пошли дальше…
Еще через двадцать минут из темноты раздался тонкий свист, очень похожий на утренний посвист синицы.
— Я пойду посмотрю, вы останетесь здесь, — велел Корсак Червонцу и Крюку. Червонец, в отличие от Крюка, не послушался его.
— Я пойду с тобой!
К месту вызова, как и было оговорено, подошли по одному из представителей каждой группы. Исключением оказался Червонец. Впрочем, он имел на это исключение полное право, поскольку был здесь главным.
— Вот, — сказал тот самый, весельчак.
«Пани Стефановская Софья Зигмундовна», — прочитал Корсак на входе в большой каменный склеп, с которого уже давно был сорван замок, а двери не болтались только оттого, что петли на них намертво проржавели. Дернув подбородком, Слава только вздохнул, Червонец же оказался менее снисходительным.
— Ты че, идиот, в натуре? — обратился он к весельчаку. — Тут что написано? Пани! Софья! Пан, Карамболь, это когда есть яйца! У пани яиц не бывает, а если и бывает, то это не пани, а пан! Но об этом обязательно сообщат — «пан»!
— У нас, на Черниговщине, — сообщил другой бандит, — мерило другое. У нас как в Польше — у кого больше, тот и пан.
Разошлись.
Но через пять минут вынуждены были собраться снова, уже по свисту с северной стороны. Корсак с Червонцем прибыли первыми, и Слава, прочитав на надгробии склепа длинную надпись, снова вздохнул и опять посмотрел на луну.
— Вот, — сказал очередной поисковик, — пан Стефановский.
— Верно, — радостно выдохнул Червонец, но через секунду взорвался, грозя поднять на ноги все кладбище:
— Баран! Идиота кусок! Тебе что, лень до конца прочитать?! «Пан Стефановский… похоронил здесь свою жену… Марию-Анну»!..
Разошлись.
И более не собирались до шести часов. Туман стал путать искателям все карты, как вдруг не кто-то, а сам Червонец, указывая на почти потонувший в мутном одеяле тумана склеп, прошептал:
— Вот она… Надеюсь, Тадеуш Домбровский не имел привычки шутить в трудный час…
Звать никого, понятное дело, Червонец не стал. После того как под стволом «ППШ» хрустнул проржавевший замок (сбивать прикладом не стал — зачем лишние звуки?) и вход в склеп стал доступен, стало ясно, что Святой в трудные для него минуты шутить не любил…
Несколько десятков свернутых в трубочку и упакованных в тубусы картин… Развернув несколько из них, Слава почувствовал приступы непонятной тоски по прошлому. Когда-то давно, а быть может, и совсем недавно — не исключено, что от усталости разведчику стали досаждать приступы дежавю, — он видел эти картины или слышал о них…
