– Нет. Зато вам еще не читали устройство корабля.
Ближе к вечеру кубрики огласились криками радости:
– Почту самолетом привезли! Письма несут!
Огурцов тоже получил письмо от бабушки. Она сообщала, что от отца вестей нет. Беспокоилась, как бы внучек на флоте не простудился, и от души советовала просить бескозырку пошире, чтобы прикрывала уши. Сама же она, как истощенная, помещена на пункт усиленного питания, где всегда тепло и можно пить чай.
Вчера ей дали кусочек сахару без карточек, половину она откусила, а другую приберегла…
Савка вспомнил свое обжорство сахарным пайком. Как он ложкой-то его наворачивал! И страшным стыдом обожгло его. До чего стыдно перед бабушкой!
Джек Баранов похвастал домашней новостью:
– Ты не поверишь – у меня сестренка!
– Откуда она взялась?
– Как откуда? Мама родила. И знаешь когда? Первого сентября. Помнишь, мы с тобой в этот день по колено в воде котлованы рыли… Назвали Клавочкой.
– Котлован?
– Спятил ты, что ли? Сестренку. Вот кончится война, приеду в Москву в шикарных клешах, а Клавочка уже подрастет и спросит: «Кто этот дядя?»
Что-то хмуро и сосредоточенно вычитывал из письма родителей Финикин. Потом он обратился к Росомахе:
– Товарищ старшина, обдираловка тут какая-то.
– Это ты о чем?
– Пишут родители, что посылку мне выслали. А где она, эта посылка? Видать, зажали. Знаем, как это делается.
– А я тебе не Главпочтамт, – обозлился Росомаха. – Самолетом доставили лишь письмишки, а посылки не поместились. Здесь тебе не материк, а остров… Соловки! Или это я твою посылку зажал?
Финикин был не таков, чтобы много рассказывать о себе. Знали о нем юнги мало. Видать, дома у него, в Ногинске, все было благополучно, отец имел броню и в армию призван не был, и жили, видать, не только на то, что выдавалось по карточкам. А через денек после получения писем дневальный оповестил:
– Где ногинский граммофонщик? Его к командиру.
Финикин схватил шинель, перетянул ее ремнем.
– За что меня-то? Я не как другие!
Вернулся от Кравцова с посылкой в руках. Большущая тяжелая посылка была обшита холстиной.
– Помочь открыть? – предложил Игорь Московский.
– Еще чего! Не надо, – отказался Финикин.
Взял посылку за бечевку в зубы, словно собака жирную кость, и полез с нею под потолок. Юнги испытали даже неловкость, когда с поднебесья кубрика раздался страшный треск – это Финикин раздраконивал свое сокровище, выдирая гвозди из крышки. Юнги с подчеркнуто равнодушными лицами занимались своими делами. А с верхотуры уже послышалось чавканье. Стоя на корточках, прижатый сверху низким потолком, Финикин черпал из банок домашнее вареньице. Никто не сказал ни слова, но про себя юнги подумали, на редкость проницательно, что варенье-то небось
