Единственное, о чем искренне жалел в это прекрасное, счастливое мгновение сходящий с ума от любви Охотник – это то, что он не может взять Свету на руки и так, на руках, непрерывно целуя, отнести с промозглого холода крыльца в теплый дом своего учителя и положить на мягкую постель…
Впрочем, и без этого красивого и – что уж там! – несколько театрального жеста все у них сладилось и получилось очень даже неплохо. Для Светы это было впервые в жизни, но, даже учитывая некоторые известные в таких ситуациях сложности, охватившая ее страсть оказалась настолько сильной, всепоглощающей и искренней, что первая же ночь любви превратила ее в настоящую, разбуженную и отзывчивую на мужские ласки женщину. Что касается Ярослава, то он, без остатка отдавшись во власть любви, вообще мало что помнил в деталях и окончательно пришел в себя, вынырнул из безумного водоворота страсти только спустя довольно продолжительное время. Он обнаружил себя лежащим в смятой постели, на спине, и нежно гладящим по волосам прижавшуюся к его груди девичью головку.
Когда же Света, сладко потянувшись, довольно замурлыкав, приподнялась на локте и, подперев щеку ладонью, пристально посмотрела ему в глаза, а потом прошептала, чмокнув в кончик носа: «Я хочу за тебя замуж», Охотник с удивившей даже его самого готовностью и абсолютным душевным спокойствием тут же ответил:
– Так и будет, малыш. Я тебя теперь никому не отдам. До самой смерти.
– Господи, какая я счастливая! Еще… еще вернулся бы с войны папа, живым – и больше ничего не надо! – на глаза девушки вновь навернулись слезы, и она опять заплакала.
Эта ночь была так сильно похожа на сказку, что Ярославу в какой-то момент даже стало грустно от того, что рано или поздно все закончится и наступит утро. А вслед за новым днем начнется другая, новая жизнь. Их жизнь. Вполне возможно – удачная и добрая, но такого порыва страсти и такой неистовой любви, как этой безумной ночью, уже, наверное, не будет. Потому что больше и сильнее желать друг друга просто невозможно…
– Слава?
– Что, малыш?
– Ты когда-нибудь думал о детях?
– Как тебе сказать… В отвлеченном плане, мол, у меня, как у всех людей, тоже могут быть свои дети, конечно, думал, но всерьез – ни разу. До войны слишком молодой был. Потом, в тридцать седьмом, когда маму арестовали, и все шесть лет в отряде тем более не до того было. Ведь чтобы по-настоящему, а не абстрактно, задуматься о семье, нужно прежде всего иметь рядом человека, с которым ты хотел бы связать жизнь…
