Все дела, какие планировал Охотник в Ленинграде, были сделаны. До автобуса еще оставалось время, и Ярослав, слегка вымотанный всеми событиями, которые произошли с ним за первую половину дня, не нашел ничего более приемлемого, чем сесть в зале ожидания Московского вокзала и углубиться в чтение книги, извлеченной из-под мокрой от снега шинели. История жизни великого атлета Сандова затянула его с первых строчек, словно гигантский водоворот. Он поедал глазами текст и картинки, полностью отрешившись от вечно царящего на вокзалах суетливого гомона, не видя и не слыша ничего вокруг себя. И так увлекся, что едва не опоздал на автобус. В автобусе Охотнику удалось занять место у окна, и там чтение продолжилось при тусклом свете электрической лампочки. На улице к этому времени уже окончательно стемнело.
Когда переполненный галдящими колхозниками автобус, с надрывом забравшись на горку, где некогда находилась сожженная почти дотла деревня Метелица, шустро покатил вниз, к одиноко стоящему у подножия холма дому профессора Сомова, закрывший последнюю страницу книги Ярослав был уже абсолютно уверен, – возможно, у него в руках находится тот самый, единственный ключ от дверей в будущее. И если этот ключ подойдет к замку…
Впрочем, даже в мыслях Охотник предпочитал не опережать события. Как гласит древняя китайская поговорка, часто повторяемая исчезнувшим сенсеем: «Кто загадывает наперед – тот веселит дьявола». Нужно просто жить, а будущее – оно обязательно наступит…
Глава 9 Любовь нечаянно нагрянет…
Сердце Ярослава дрогнуло, когда, подойдя к дому и заглянув в светящееся окно непривычно окутанной густыми клубами табачного дыма кухни, он увидел вытерающую слезы заплаканную Свету и сидящего напротив нее, за столом, темноволосого, чуть сутулящегося мужчину в грубой суконной рубашке.
Неужели… это Сомов? Вернулся?!
И откуда только взялось столько сил? Ярослав, вмиг забыв про собственную хромоту и трость, буквально пулей взлетел по ступенькам крыльца, распахнул жалобно скрипнувшую входную дверь дома, промчался по холодным сеням и ворвался в кухную, приятно облизавшую лицо уютным теплом потрескивающей печки. И тут же остановился как вкопанный, разглядывая по-хозяйски развалившегося за столом и лениво потягивающего папироску незнакомого широкоскулого парня лет двадцати. В кухне отчетливо пахло перегаром, да и раскрасневшаяся физиономия незнакомца говорила сама за себя. Он был пьян. И, к тому же, кажется, настроен весьма агрессивно.
