Так, в вендийской книге была притча о мудреце, сидевшем на речном берегу. Некий путник подошел к нему и спросил, далеко ли до ближайшего селения, и мудрец сказал ему: «Иди!» Путник спросил вновь, и вновь услышал: «Иди!» Когда же он сделал несколько шагов, мудрец крикнул: «Ты доберешься туда к вечеру!» Удивленный путник остановился и спросил: «Почему же, почтенный, ты не сказал мне этого раньше?» «Раньше я не знал, сколь быстро ты идешь, — пояснил мудрец. — Ведь черепахе и лошади потребно разное время, чтобы одолеть одну и ту же дорогу».
Еще там была история о ловком пройдохе, великом властителе и его любимом гончем псе. Пройдоха взялся обучать собаку человечьей речи, испросив за это мешок серебра и прозакладывав голову, что через десять лет пес заговорит не хуже властительного хозяина. Когда же друзья стали его жалеть (ибо собака лишь грызла кости да гонялась за зайцами, а к ученью была совсем неспособна), пройдоха ответив так: «Десять лет — большой срок, и за это время кто-нибудь из нас отправится на Серые Равнины: или я, или наш владыка, или его пес».
Понравилась Конану и сказка про юношу-бедняка, что нашел волшебный браслет, повелевавший могучим демоном — из тех великих духов, коим дано строить и разрушать города, летать по воздуху и сотрясать землю. Дух оказался преданным, как верный конь; даже когда браслет похитили, он не подчинился новому хозяину, а уничтожил его хитростью и обманом, разыскав затем прежнего своего господина, попавшего в темницу. А после того он сокрушил стены тюрьмы, разделался с врагами бедняка и привел его к величию — прямиком к трону и короне.
Встречались Конану и такие истории, которых он не понимал. Например, рассказ о могучем царе, победителе чужеземных армий, владевшем землями и водами от восхода до заката. Все у него было: и прекрасные жены, и почтительные сыновья, и верные подданные, и богатство, и власть… Но в зените могущества своего царь вдруг оставил и жен, и сыновей, и войско, и свою столицу; в рубище нищего отправился он в путь по пыльным дорогам, дабы обучать людей тому, что понял сам: всякая жизнь священна, войны — зло, земные сокровища — тлен, и лишь к бедным и смиренным обращены лица богов… Видно, размышлял Конан, речь тут идет о вендийских богах, жалких и пугливых, как степные суслики, и совсем не похожих на Крома. Его Кром был божеством воинов; он любил лицезреть жаркие схватки и веселился, глядя на трепет печени, вырванной из тела врага.
