— Он прав, — сказал иранистанцу Пролаза. — Мне тут нравится еще меньше твоего, даром, что ли, я два дня куковал в вонючем погребе. Но законы гостеприимства — дело святое, раз угощают — давишь, но ешь. Да не бойся ты! Рассуди сам: какого демона Паквиду нас травить?
Вняв увещеванием, Мугандир неохотно взялся за нож, воткнул его в форель и переложил рыбину на свое блюдо. Не снимая кольчужных рукавиц, он содрал с форели кожу и сунул в рот кусок белого мяса. Прожевал с недовольной миной на лице. И вдруг схватился обеими руками за горло. Соседи встревожено повернулись к нему.
— Кость! — просипел он. — В горло воткнулась! Окхх… больно!
— А, Кром! — воскликнул Конан, глядя, как багровеет лицо иранистанца, как вылезают из орбит глаза. — А ну, пасть открой!
Мугандир не подчинился — его рассудок отступил под натиском невыносимой боли и ужаса. Конан оторвал его руки от горла, заставил раскрыть рот. Мугандир закашлялся, брызгая в лицо киммерийцу пережеванной форелью.
— Свечу мне! — крикнул Конан, окидывая зал диким взором.
Фефим выдернул из канделябра горящую свечу, поднес к голове Мугандира.
— Ищи, — сказал он киммерийцу. — Я посвечу.
Конан молча вырвал у него свечку, перевернул огоньком вниз. Затрещал фитиль, на недоеденного каплуна закапал воск. Подождав, пока конец свечи хорошенько размякнет, Конан погасил пламя и сунул свечу в рот Мугандира, безжалостно затолкал в горло.
— Кхрхр… кхга… — снова захрипел и закашлял иранистанец.
— Что ты делаешь? — ошеломленно спросила Саба. — Ему ведь и так не сладко!
Конан не ответил. Обезумев от боли и страха, Мугандир вдруг изо всех сил вонзил зубы в его пальцы. Конан выругался, дал ему крепкого тумака и заставил снова широко открыть рот.
— Терпи, болван, для тебя же стараюсь! — рявкнул он.
Наконец, решив, что воск, наверное, уже застыл, он выдернул свечку и удовлетворенно кивнул. Претенденты, столпившиеся вокруг, увидели торчащий из свечи острый конец рыбьей кости.
— Ловко! — восхитился Пролаза. — А я и не знал такого способа.
— Я только что придумал, — ухмыльнулся Конан.
— Ну да, заливай! — не поверила Саба.
— Ох-хх… — произнес Мугандир, мешком валясь со стола. Саба опустилась рядом с ним на корточки.
Фефим рассмеялся.
— Струхнул, бедняга! Ничего, очухается.
— Конечно, очухается, — сказала Саба, ощупывая иранистанца, — только не здесь, а на Серых равнинах.
Конан ушам своим не поверил.
— Точно, готов, — подтвердил Пролаза, наклонясь над Мугандиром. — Надо же было от такой ерунды окочуриться! Вот тебе и тертый калач.
