Когда он вошел в залу, половина гостей уже восседала на своих местах, торопливо вливая вино в горящие глотки. Позевывая, почесываясь и бормоча себе что-то под нос, подтягивались и остальные. Рассевшись вокруг стола, они некоторое время сосредоточенно жевали и глотали, стараясь поскорее вернуть себе бодрость духа.
— А чего это Ахтуб и Мехад? Оторвать свои задницы от кроватей не могут? — раздался вдруг среди чавканья чей-то голос. — Видать, вчера так нализались, что теперь будут дрыхнуть до вечера!
— И этот, как его там… Керд! — добавил хозяин, оглядев стол. — Наверное, до сих пор продолжает разбрасывать свои внутренности.
Тут Конан заметил, что за столом не хватает троих — тощего юнца, которого вчера подняли на смех, и двух самых беспокойных гостей, едва не изрезавших друг друга кинжалами. «Да Нергал с ними, — подумал киммериец, — очухаются — приползут».
Постепенно за столом становилось все веселее и оживленнее. Раскрасневшийся толстяк, размахивая жирными руками с нанизанными на пальцы дорогими перстнями и не переставая жевать, рассказывал о каком-то своем очень богатом приятеле.
— Глаза у него, конечно, бесстыжие, — давился он, чавкая и икая. — Но зато денег! Столько успел наворовать, что хоть три века живи — все равно не успеешь растратить!
Конан навострил уши, стараясь уловить все, что было связано с неведомым ему денежным мешком, но из-за гула, царившего в зале, сделать это было довольно трудно.
— Он такие пиры закатывает, — продолжал толстяк, влив в себя очередной кубок. — Не поверите, пока сами не увидите! Вина, к примеру, мимо глоток льют столько, что вам и не снилось, — у любого из вас в погребе меньше хранится. А потом еще и одаривает каждого гостя, да так, что насилу все домой приволочешь!
— Брехня все это, — насмешливо перебил толстяка долговязый смуглолицый гость. — Ты по своему наглому обыкновению вечно несешь всякие небылицы, Нергал знает, откуда ты их берешь. Про себя-то небось нечего рассказать, вот и хвастаешь какими-то выдуманными приятелями. Я вот, например, могу сказать про себя: у меня денег — что у табуна коней волос в хвостах.
Выпучив осоловевшие глаза, толстяк недоверчиво посмотрел на смуглолицего.
— Ну что уставился, как коза на горох? — презрительно ухмыльнулся тот. — Будто не знал? Да все это знают! Мне скрывать нечего! Я нажил свои богатства честным трудом…
— Ха-ха-ха! — громко рассмеялись сразу трое или четверо гостей, один из которых чуть не подавился петушиной ногой. Его сосед по столу начал так яростно колотить товарища по спине, что тот с размаху ткнулся лицом в блюдо с горячим красным соусом. Когда бедолага поднял голову, гости загоготали так, что на столе запрыгала посуда. Зрелище было действительно смешное, и Конан тоже оглушительно, до слез, расхохотался.
