– Они тебя найдут.
– Как?
– Главное, не волнуйся.
– А я не волнуюсь.
– Не волнуешься?
– А должен?
– Тебе видней.
– Нет, я не волнуюсь.
– Так в чем дело?
– Просто, хочется знать, с чего начать.
– С чего начать? – не отрывая от меня взгляда, он снова поправил блокнот. – Я должен учить тебя азам журналистской профессии?
В наступившей тишине я ощущал, как силы покидают меня. Как они просто стекают по ножкам стула на пол, просачиваются в трещины между половицами, пропитывают перекрытия и набегают тяжелыми каплями на лампы, под которыми сидят этажом ниже мои коллеги из “Знамени”.
– Ты что, перебрал? – неожиданно голос у Коли потеплел.
– Кто, я?! Я же не пью, ты что, не знаешь?
– Я так и понял. По запаху. Короче, начинать надо со сбора материала. Поговори с людьми, сделай записи. Это понятно?
– Все?
– Все. Сам встанешь, или помочь?
– Спасибо, я сам.
После летучки я допил остаток рассола, съел под сочувствующими взорами сожительниц два огурца и отбыл на сбор материала.
– Давай пропесочь этого паразита, хорошо, – напутствовала меня Лена.
– Он, между прочим, покойник, – заметил я. – А о покойниках либо ничего, либо ничего плохого.
– Это в древней Греции ничего плохого, – ответила Лена. – А у нас только про покойников и можно.
– А вдруг у него какая-то личная драма была? – предположила Наташа. – А буддизм, это так. Мало ли, чем люди увлекаются?
– Иди выясни и потом все расскажешь, – закончила разговор Лена.
Первым делом я сел на “десятку” и вернулся на Соборку, где обнаружил, что моя ночная подруга исчезла. Тоже, наверное, стекла со скамейки на землю и впиталсь в нее. Теперь на ее месте сидела бабушка с внуком и с выражением читала ему большую красочную книжку:
– Инда в тридевятом царстве, в тридевятом государстве жил был добрый царь Дадон. Смолоду был грозен он.
Внук, закинув голову, смотрел в небо, из края открытого ротика текла слюна.
– Бабуля, кто это тлиделятый?
– Что ты говоришь, золотко мое? Я не понимаю.
– Ида тлиделятый, это кто, а?
Я еще побродил по парку в поисках пропажи, а потом направился выполнять задание. Работенка выпала мне грязная – заклеймить как идеологического врага человека, которого я не знал. Это было из области – не читал, но осуждаю. Что я сам знал о буддизме, который должен был стать главным объектом критики в истории о вверенном мне антисоциальном, хотя уже и покойном, элементе? Медитация, нирвана, вегетарианство, отказ от насилия, проявляющийся в нежелании убить комара даже тогда, когда он сосет твою кровь. Все. Эти отрывочные сведения можно было почерпнуть из коротких статей об увлекавшихся восточными религиями битлах, роллингах, Цеппелине и Сантане. У всех у них были свои гуру, и имя одного даже осталось в памяти – Шри Чинмой. На обложке двойного диска Сантаны Moonflower было написано его высказывание, что-то типа “Настрой меня на жизнь, Творец”. В смысле, настрой как музыкальный инструмент. Чтоб играть в одной с жизнью тональности. Типа “Слышишь, время летит – БАМ! По просторам страны – Бам!”, но на буддистский манер, с полным отрывом от проблем народного хозяйства.
