Однако Трофим решает иначе:
— Не соображаешь или только прикидываешься? Здесь мы левый фланг наших собой прикрываем. Три станкача да мы все — сила!.. Уйдем — гитлеровцы тут снова обоснуются, значит, и по нашим, и по переправе фланговый огонь вести смогут. Или не знаешь, каково приходится, если с фланга косят?.. Да и не дадут фашисты нам соединиться со своим, не дадут. Глянь, что кругом творится.
Действительно, мерцающая дуга разрывов снарядов и мин плотно опоясала тот пятачок земли, который вырвали у фашистов главные силы полка; казалось, не было такого мгновения, чтобы она сникла, угасла. И вся береговая полоса искрилась взрывами, и на Днепре, едва успевали осесть одни столбы воды, немедленно вставали другие, еще гуще, еще непроходимее. А в бой вступали все новые и новые как фашистские, так и наши артиллерийские батареи; грохот от невероятного множества разрывов и одновременных выстрелов стоял такой, что даже здесь, переговариваясь, они должны были голос поднимать до крика. Казалось бы — куда уж больше, но они твердо знали: с рассветом в эту заваруху включится и авиация. Наша и фашистская. Бомбардировщики, штурмовики, истребители.
Конец разговору положил Егорыч, заявив:
— Солдатская наука беда какая простая: от смерти не бегай, но и ее не ищи…
Первая фашистская мина, противно подвывая, прилетела к ним и рванула минут через пять после этого короткого разговора. Потом вражеские мины посыпались так густо, что наши солдаты со счета сбились. Просто сидели каждый в своей ячейке и, бессильные что-либо предпринять в ответ, терпеливо ждали, тайно надеясь, что и эта приближающаяся мина рванет только землю, только, в нее вонзит свои зазубренные осколки.
До самого рассвета били фашисты из минометов по их клочку заднепровской земли, ни одного прямого попадания в окопы вроде бы и не наблюдалось, но к восходу солнца их было только шестнадцать здоровых и двое раненых, жить которым, судя по всему, осталось всего ничего. А того, что предлагал пробраться к своим, осколок мины ударил в лоб, точно под нижний обрез каски. Вот и не стало еще одного солдата. Лишь тело его, прикрытое плащ-палаткой, костенело на дне окопчика.
У раненых, чтобы не лишить их последней призрачной надежды, оружия не тронули. Зато станковый пулемет, первым номером которого был убитый, Трофим велел взять Дмитрию, подобрать себе напарника и занять соответствующую огневую позицию. Только зачем подбирать кого-то, если Егорыч всегда рядом?
