У Юры, хозяина дома, такая инерция отсутствовала совершенно. Зато была развита инерция покоя. Шаман из вымирающего племени удэгеев, дожив до 132 лет, сказал:
«Счастье — это сама жизнь, и не надо искать иного».
Ознакомившись с этой точкой зрения, Юра не стал искать иного счастья, кроме того, которое у него было.
Он сосредоточенно выпил рюмку и прислушался к себе.
Прислушавшись, встал и направился к пианино. Юра умел исполнять «Весну» Грига и романс «Я встретил вас». «Весну» он выучил в детстве по нотам, а романс подобрал по слуху. И сейчас он играл и пел в точности, как Козловский, даже лучше. А все слушали, и всем хотелось счастья.
И если счастье было, они не знали об этом, потому что никто не знает, как выглядит счастье, и хотели еще чегото. Одним не хватало денег, другим здоровья, третьим власти над людьми, четвертым детей. Косте не хватало сразу первого, второго и третьего. Дети у него были.
— «Я встре-тил вас… — начал Юра. — И все… было-е…
В ожи-и-вше-м се…рдце а-а-а-жило…» «Жило» Юра выговорил таинственно и почему-то шепотом, и было что-то такое в этом романсе — в словах и в музыке, — что все вдохнули полные легкие воздуха и закричали в сладкой тоске:
— «Я вспо-о-мнил вре-мя за-а-а-а-ла-то-е…»
— Да тише вы, — Юра перестал играть и повернул к обществу обиженное лицо. — Ревут, как носороги.
Все сконфуженно замолчали, а Юра воспользовался паузой и допел один, как Козловский. И ему не мешали.
Джинджи взял свой стул и сел рядом с Эльгой.
— Эльга, — сказал Джинджи, — ты замечательный человек. Это правда.
У Эльги только что окончилась одна любовь, а другая еще не начиналась. Требовалось время, чтобы после первой все улеглось.
— Не врывайся в мою паузу, — сказала Эльга.
Джинджи взял свой стул и поставил его возле Люси.
— Люся, — сказал Джинджи, — ты замечательный человек, правда. Я и раньше это предполагал, но теперь понял наверняка.
— А как ты это понял? — удивилась Люся.
— По некоторым приметам.
Люсе было интересно послушать поподробнее, но в это время в прихожей зазвонил телефон.
— Сними трубку, — попросила она Костю, который сидел возле двери с лицом талантливого трагика.
Костя думал в этот момент о том, что сегодняшний вечер — миг, и даже сто лет — миг в сравнении с вечностью. А через сто лет Кости уже не будет, и темносерые штаны в рубчик, которые на нем надеты, переживут его имя.
Костя тихо вышел в прихожую, потом так же тихо вернулся и сел на свое место.
— Кто это звонил? — спросила Люся.
