Она налила ему чай в высокую керамическую кружку, подвинула ближе все, что стояло на столе.
Женька молча начал есть. Ел он быстро — признак хорошего работника, и через пять минут съел все, включая хлеб в хлебнице и сахар в сахарнице. Потом он взял с подоконника «Неделю» и стал читать. Что-то показалось ему забавным, и он засмеялся.
— Вы поели? — спросила Люся.
Она ожидала, что Женька ответит: «Да. Большое спасибо. Я, наверное, вас задерживаю, я пойду». Но Женька сказал только первую часть фразы:
— Да, — «спасибо» он не сказал. — Я вам мешаю? — заподозрил он, так как Люся продолжала стоять.
— Нет, ну что вы… — сконфуженно проговорила она и ушла в другую комнату.
Она слышала, как Женька переворачивает страницы. Потом что-то грохнуло и покатилось — видимо, со стола упала тарелка или керамическая чашка.
Люсе не жалко было ни тарелки, ни чашки, а жалко утреннего времени, которое она так ценила и которое уходило зря. Люся почти материально ощущала в себе талант и отдавала его людям. Обычно она делала это по утрам, но сегодня ей помешал Женька, и Люся чувствовала свою вину перед человечеством.
И Женька тоже чувствовал себя виноватым.
— Я уронил… — сказал он, появившись в дверях.
— Ничего, — равнодушно ответила Люся, — не обращайте внимания.
— Хорошо, — согласился Женька и кивнул.
Он кивнул, и прошел к письменному столу, и сел в кресло рядом с Люсей.
Женька побрился и поел, выкурил хорошую сигарету и прочитал «Неделю» от корки до корки, до того места, где сообщался адрес редакции. А теперь ему хотелось поговорить. Ему хотелось, чтобы его послушали.
— А меня с работы выгнали, — доверчиво поделился Женька.
— Где вы работали? — поинтересовалась Люся.
— В клубе ЖЭКа. Хором руководил.
— Интересно… — удивилась Люся.
— Очень! — согласился Женька. — Когда дети поют, они счастливы. Хор это много счастливых людей.
— Почему же вас выгнали?
— Я набрал половину гудков.
— Каких гудков?
— Ну… это дети, которые неправильно интонируют. Без слуха…
— Зачем же вы набрали без слуха?
— Но ведь им тоже хочется петь.
— Понятно, — задумчиво сказала Люся.
— Конечно, — вдохновился Женька. А начальница не понимает. Говорит: «Хор должен участвовать в смотре». Я говорю: «Вырастут — пусть участвуют, а дети должны петь».
— Не согласилась? — спросила Люся.
— Она сказала, что я странный и что ей некогда под меня подстраиваться. У нее много других дел.
Женька затянулся, и полоска огонька на его сигарете подвинулась ближе к губам, а столбик из пепла стал длиннее. Он стал таким длинным, что обломился и мягко упал на Женькин башмак, а с башмака скатился на ковер.
