(«Современные записки», LXX, стр. 152, 155.)
На этом можно было бы и закончить. Но этот разрыв отношений — даже не разрыв, а постепенное, медленное их угасание, — а если даже и разрыв, то мирный, без ссор, скандалов, взаимных попреков и оскорблений, какие почти неизбежны в подобных случаях, — все это объясняет холодный, отчужденный тон характеристики Ходасевича в его письме Сталину. Но не объясняет злой раздраженности и оскорбительности этого тона («человек физически и духовно дряхлый», «преисполненный… злобой на всех людей». «Он не может — не способен — быть другом или врагом кому или чему-нибудь…»).
Конечно, отношение Горького к Ходасевичу после их разрыва стало иным:
…не читал еще последнюю книгу «Современных записок», не знаю, что там напечатано Ходасевичем. Прозу его я не очень одобряю. Зол он. И, как-то, неоправданно зол. И не видишь: на что бы он мог не злиться.
(Из письма Горького — А, А. Лутохину. 13 ноября 1926 года. Архив AM. Горького. Неизданная переписка. М. 1976, стр. 418—419.)
Да, Ходасевич был зол. Наверно, бывал и неоправданно зол.
В.Б. Шкловский однажды сказал ему.
— У вас чахотка, но вы не умираете, потому что вы такой злой, что палочки Коха дохнут в Вашей крови.
По смыслу горьковская характеристика Ходасевича — та же, что в его письме Сталину. Но тон! Тон совершенно иной.
Конечно, тут было и некоторое лукавство. Вступаясь за отверженного и угнетаемого Булгакова, Горький — не слишком кривя душой, но все-таки с несколько излишним нажимом — замечает, что тот ему — «не сват, не брат» и защищать его он не имеет ни малейшей охоты, — защищает же, мол, только потому, что тот талантлив, а талантов «у нас» не так много, чтобы можно было ими бросаться.
Вот поэтому же, надо думать, и о Ходасевиче, на мнение которого по этому поводу он опирается, Горький тоже считает нужным сказать, что тот ему «не сват, не брат», а, напротив, человек чужой, отчасти даже враждебный.
Этот мотив, этот «тактический ход» тут тоже, безусловно, присутствует.
Присутствует и то приспособление к собеседнику, о котором я уже говорил.
Сталин на критическое замечание Ленина, что он «груб в отношениях с товарищами», отвечал: «Да, я груб, и буду груб с врагами рабочего класса!» — не только проигнорировав тем самым ленинский упрек, но даже как бы превратив этот отмеченный Лениным свой недостаток — в достоинство. Вот и Горький тоже дает понять, что будет груб с врагами рабочего класса.
Об Н.Н. Суханове, с которым вместе редактировал и издавал «Новую жизнь», он теперь отзывается так:
