Рассмотрим, как это было.
Прежде чем встать в очередь за газетой «Советская культура», Тихомирова отправилась в мастерскую, починить свою сумку. Они приказала старому московскому татарину Галяму:
– Тут гвоздями, чтоб намертво было, а тут, по краю, железом-чугуном вдарь, чтоб вовеки не лопнуло, как оно раньше в Казани водилось...
В эту минуту другие старухи, громыхая кривыми таратайками своими, вывалили из автобусов и помчались мимо. За ними вслед вышли грозные люди с рюкзаками, вертя головами, вслушиваясь бдительными ушами в речи Тихомировой.
Это были приезжие из областей.
– Да-да, Галям, чугуном вдарь, – понизила голос Тихомирова. – Кругом же хамы одне иногородние!
Починив свою противотанковую сумку, она встала в очередь. Тут же стояло много таких же людей, как она – с землистыми предынфарктными лицами.
– А что в газете нынче есть? – спросила Тихомирова.
– Кроссворд и одна любопытная статеечка, – ответили ей.
Тут подошла Шерстобитова и сказала:
– Я стояла.
– Да как же ты стояла, бесстыжая рожа твоя, ах! – мягко укорила ее Тихомирова. – Никого здесь не было!
Она подняла свою сумку и с высоты полета опустила кованое колесо на голову Шерстобитовой.
Шерстобитова молча стала умирать.
Как и положено, перед смертью к ней явилось воспоминанье жизни ее. Одноногий психагог, стуча копытом по земле, примчался и встал у нее в головах.
Много всяких вспоминательных людей стало толпиться в голове Шерстобитовой. В потемках ее сознания все они чего-то копошились, бежали с авоськами туда и сюда, чавкали и харкались, и снова жевали губами.
Голова у Шерстобитовой затрещала от прилива памяти.
Особенно активна была в темных закоулках некто Хлобыстова.
– Что-то не помню тебя я в жизни своей! – подозрительно сказала Шерстобитова.
– Была я, была... – успокоила ее Хлобыстова.
Хлобыстова поела куру, запеченную в сметане с морковью, потом горохового супа и улеглась отдохнуть; тут же, впрочем, захрапела, больно надавив Шерстобитовой на края черепа и памяти.
– Бесплатно услугами черепа моего пользуешься?! – закричала взволнованно Шерстобитова. – Кто ты такая будешь? Откуда будешь ты в жизни моей?
Шерстобитова схватила ея красненькие тряпичные авоськи, полные головами селедок, – и вышвырнула из головы своей многострадальной.
Из воздуха вышел сенатор Макгроу и сказал с кровной обидой:
– Эх, долги наши... Помнишь ли ты, Шерстобитова, как некогда глаз мне в газете «Правда» выткнула, где помещен был фотопортрет мой в рубрике «Антикоммунисты они же пиндосы»?
