Царственная блудница | страница 110



Она не принимала вольностей всерьез и не больно-то возмущалась. Это были всего лишь незначительные знаки внимания, нечто вроде монетки, брошенной расторопной служанке.

Поведя голыми плечиками и сдавленно хихикнув, Юлиана прикрывала дверь и поворачивала ключ в скважине. Потом она прикладывала ушко к двери и несколько мгновений стояла так, то улыбаясь, то хмурясь, то покачивая головой. Наконец со вздохом начинала спускаться, чтобы, обойдя дворец, появиться с парадного входа, с независимым видом пройти в свою комнату, смежную с опочивальней принцессы, усесться там в кресло, плотно придвинутое к запертой двери, и сидеть так, насторожившись, готовясь костьми лечь, но не подпустить к этой двери никого, особенно принца брауншвейгского Антона-Ульриха. Она сидела, вся сжавшись от напряжения, и сама не знала, то ли впрямь раздаются слишком громко, то ли ей просто слышатся и шепоток, и легкий, счастливый смех, и громкие вздохи, и нежные стоны, и затяжные звуки поцелуев – словом, все то, что непременно сопутствует тайным встречам двух любовников.

Граф Морис Линар встречался с истинной дамой его сердца – правительницей Анной Леопольдовной.

Санкт-Петербург, дом Василия Чулкова,

1755 год

Афоня очнулась в какой-то комнате, обставленной богато, но по-старинному. Давно не видела она таких тяжелых поставцов, таких массивных сундуков и разлапистых лавок (о каждой хотелось сказать, что это не лавка, а лава), стоящих вдоль стен. Большую, упрятанную в глубину алькова кровать тоже хотелось назвать по-старинному – одр. Именно на сем одре с трудом обнаружила себя Афоня... с трудом, потому что совершенно потерялась на его необъятных, пышных перинных просторах. Поблизости от ее изголовья стояло легонькое кресло-качалка – кажется, единственный предмет меблировки, имеющий хотя бы некоторое отношение к новейшей моде. Афоня видела такую штуку в некоторых английских домах – поговаривали, ее изобрел какой-то американец по фамилии Франклин, вот ведь и от американцев польза есть, а не только непомерные амбиции, добавляли любители покачаться у камина!

Впрочем, внимание Афони привлекло не столько само кресло, сколько немолодая женщина, полулежавшая в нем. У нее было плоское скуластое лицо, маленький рот, приплюснутый нос. Раскосые глаза прикрыты тяжелыми, набухшими веками. На женщине старинный русский костюм: красная нарядная сорочка, сарафан, телогрея на невероятном каком-то, серебристо-белом меху, и вместо кички прекрасивая шапочка, отороченная таким же мехом. Тяжелые черные косы, тугие и яркие, словно у молодой девушки, спускались на грудь.