– Как вы смеете?! – вскричала Афоня. – Вы предлагаете мне такую жалкую участь?!
– Помолчи, – приказал Бекетов. – Веди себя прилично. А то я возьму в жены какую– нибудь другую девушку, которая поменьше о себе воображает.
До одури возмущенная Афоня волчком крутнулась вокруг своей оси и кинулась вон с криком, что Бекетов ей не нужен, что она не собирается служить прикрытием для его грязных шашней и воспитывать его с императрицей детей.
Миг – и она исчезла из комнаты. Шаги легко пронеслись по лестнице и стихли вдали.
– Опасные словечки, – пробормотал Колумбус. – В былые времена в России из-за меньшей провинности кричали «Слово и дело» и влекли провинившегося на дыбу, невзирая на пол и возраст.
– Joder! [14] – воскликнул д’Эон. – Помню, когда я был в Испании, то мог убедиться, что испанки взрывней пороха. Но им далеко до вашей племянницы, господин Бекетов.
– Ну вот, – проворчал раздосадованный Никита Афанасьевич. – Ни племянницы, ни невесты. Куда она побежала? Я должен ее догнать.
– Никуда не денется, – нетерпеливо сказал Колумбус. – Так вы желаете принять участие в интриге или нет?
– Да! – воскликнул Бекетов.
– В какой? – недовольно спросил д’Эон.
Ему не нравилось, что Бекетов сразу потерял голову и готов на все. Ему самому хотелось быть главным действующим лицом интриги!
– У меня есть средство, – понизил голос Колумбус, – заставить русскую императрицу сделать все, что я захочу. Можно сказать, она у меня в руках.
Афоня выскочила в сад и сразу поняла, что сделала глупость. Для начала она мгновенно до дрожи замерзла после бессонной ночи и изобильно пролитых слез. Но, кроме тонкой рубашки, плечи ее ничем не были защищены. А главное, она сама себя лишила возможность узнать, что замыслил Колумбус и что с таким желанием готовы исполнить д’Эон и Бекетов. Останься она, прояви хоть каплю самообладания, она могла бы воздействовать на Никиту Афанасьевича; к тому ж, она чувствовала, что д’Эон на ее стороне, ему самому нужно завладеть расположением императрицы, и если он невольно сыграл роковую роль в Афониной судьбе, то роль эта, по сути, обернулась для нее благом. Нет, правда! Сейчас у ее любимого нет возможности видеть императрицу, сама Афоня избавлена от ненавистного жениха, и если бы не участь родителей, она могла бы с полным на то основанием почитать себя счастливой...
Задумавшись, она бродила по саду, путая тропинки, обхватив себя за плечи и выколачивая зубами дробь, как вдруг какой-то шорох заставил ее обернуться – и она увидела Брекфеста, который несся к ней огромными прыжками, почти не касаясь лапами земли, а за ним бежал хохочущий Гарольд, упоенно оравший:
